Я сжал кулаки. Спокойно, Дима, еще спокойнее… Желание ударить Мозжухина так естественно и оправданно, но нужно держаться. Тебя нагло провоцируют. Не дождутся.
– Что дальше? – глухо спросил я.
– Через несколько дней Нештакова выкрала на несколько минут телефон одного из охранников и отправила тебе сообщение. Ты приехал и забрал ее. Повезло, Дима, что тебя не убили… впрочем, возможно, повезло этим мудакам, что ты не оставил их на всю жизнь калеками. Хочешь узнать, что произошло дальше?
– Мечтаю.
– Битый по башке Гека терпел четыре дня, мужественно боролся с головокружением и болями в черепушке. Он ужасно боялся, что высокопоставленный папаша узнает о произошедшем, поэтому не обращался к врачу. Но в конце концов рухнул без сознания на улице, когда сделал вылазку за сигаретами, и был доставлен скорой помощью в дежурную больницу. Естественно, Петров-старший немедленно оказался около его койки и учинил допрос. Гека пробовал отпираться, нес чепуху об таинственном грабителе, но папаша его не таков, чтобы оставлять подобные дела без внимания. Разъяренный Леонид Афанасьевич ворвался в квартиру блудного сына и обнаружил там следы сражения в виде разбитых зеркал, раскуроченной мебели и двух основательно измордованных охранников, которые, кстати, сразу же подверглись позорной процедуре увольнения. Затем Петров вызвал меня и еще нескольких соответствующих товарищей. Мы прибыли со служебной собакой, натасканной на обнаружение фрагрантов – так, на всякий случай. Собака сразу же взбеленилась. Выявилось настоящее ЧП: в доме сына вице-мэра побывала подлиза! Что она там делала – шпионила? Петров помчался в больницу и начал раскалывать Геку по полной программе. Для справки: комплекцию папаша имеет богатырскую, сынок по сравнению с ним – мелкий куренок. Так вот, на моих глазах Петров-старший так двинул Петрову-младшему по раскормленной морде, что добавил еще дней пять больничного режима. Гека зарыдал и выложил все как на духу – про Женю, про кидалово, про противогазы, про водку и про таинственного доктора. Не думай, что мы прозванивали тебя по компьютерной базе, Дима, ни к чему это было. Я понял, что нашкодил именно ты, через две минуты разговора с Гекой, да и любой бы на моем месте догадался. Еще через пять минут мои ребятки галопом мчались на твою квартиру. И все же эта тварь, Нештакова, успела уйти.
– Она не тварь…
– Тварь она, тварь! Ничуть не лучше, чем Ганс, или, к примеру, Агрба, по которому давно тюрьма плачет. Все подлизы – гнусные твари! Они допустили тебя в свой круг, милостиво разрешили стать прислужником, и ты тешишь себя иллюзиями, что стал равным им. Ничего подобного! Различия между фрагрантами и обычными людьми гораздо больше, чем, к примеру, между людьми разной национальности и вероисповедания. Это нелюди, нечисть, воплотившаяся из самых страшных кошмаров!
– Можно рассматривать фрагрантов как новый биологический вид, – заявил я. – Они могут вывести человечество на новую ступень эволюции.
– Могут? – Мозжухин криво усмехнулся. – Подлизы много чего могут, да вряд ли сделают. Зачем им что-то делать? Им и так сытно и удобно. Ты понятия не имеешь о степени их презрения к «обычным». Тебя убаюкали красивой сказкой, доктор.
– Может случиться так, что все люди станут фрагрантами, и тогда мир переменится к лучшему.
– Да ну, доктор, брось ты! – Мозжухин фыркнул. – Прекрасные люди, говоришь? А я вот что тебе скажу: фрагранты – паразиты, идеально приспособленные для того, чтобы сосать кровь из человеческого общества. Они жируют, выманивая блага у людей, неспособных им противостоять. В теперешнем своем виде они могут паразитировать до бесконечности. Более того – их вождь, Ганс, скоро придет к власти, похоже, его уже не остановить. И ты – один из тех дурачков-людишек, которые этому способствуют.
Я мог бы сказать, что Ганс мне самому не нравится. Но Мозжухин не нравился мне в стократ больше, поэтому я заявил:
– Сазонов ставит перед собой гуманные цели. Наш город обретет в его лице достойного мэра, и это очевидно большинству избирателей…
– Да ни черта ты не понимаешь! – Мозжухин все-таки вышел из себя, вскочил на ноги, побагровел лицом. – Житник, конечно, дрянь редкостная, но он тут уже не при чем – его песня спета. Дело именно в подлизах! Это враги рода человеческого! Нельзя их пускать к власти! Думаешь, я подчинился бы приказу Житника и стал так просто убивать людей? Да ни за что! Я сам понял, что фрагрантов нужно уничтожать, – Мозжухин ударил себя кулаком в грудь, – понял, когда разобрался, кто они такие. Уничтожить всех до единого! Иначе они уничтожат нас!
– И как же они нас уничтожат? – осведомился я. – Убьют? Устроят массовые расстрелы?
– Переделают в себе подобных тварей!
– По-вашему, это уничтожение?
– По-моему, да! Я лучше умру, чем стану подлизой! И многие решат так же – не захотят превращаться из нормальных людей в нюхачей, тупо подчиняющихся своему фюреру. Что с ними сделают, а, доктор? Ты не задавал себе такой вопрос?
«А те, кто не захотят… что ж, это их выбор, их будет немного, и с каждым десятилетием все меньше и меньше – никто еще не отменял ни болезней, ни смерти», – вспомнил я слова Ганса.
Бр-р-р… Голова моя шла кругом – правда Ганса и правда Мозжухина вступили в противодействие, и обе не выглядели правдиво – скорее, были умело вылепленными концентратами лжи. Я знал о подлизах почти все, но в то же время не мог понять самого важного, что помогло бы мне перестать мучиться душой и занять определенную позицию.
В одном лишь я был твердо уверен: мне пришла повестка с того света. Собирайся, доктор врач, с вещами на выход! Я открыто спросил Мозжухина, собирается ли он меня убить, он отбрехался, но это не снимало проблемы. За полчаса он превратил меня из относительно нейтрального человека в опасного свидетеля, знающего слишком много о чистильщиках. Мозжухин был дико зол, он продолжал охоту на подлиз, несмотря на запрет сверху, и теперь я лучше понимал его мотивации. Мозжухин был ненормальным – а кем еще можно быть, если организовываешь массовые убийства людей – без суда и следствия, в обычном городе, в мирное время? Мозжухин питался личной ненавистью к подлизам, был одержим маниакальной идеей, и ничто не могло остановить его.
Конечно, я был лишь пешкой в чужой игре, но ведь едят и пешек. Жрут пешек за милую душу, если не могут добраться до короля! Интересно, меня убьют прямо здесь? Нет, вряд ли. чистильщики засветились в больнице, в случае инцидента их быстро вычислят. Да и вряд ли им захочется лишиться удовольствия охоты на человека. Пристрелят где-нибудь на улице – их фирменный стиль…
Мозжухин словно читал мои мысли. Нужно признать, психологом он был опытным.
– Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, – сказал он. – Небось, дрожишь от мысли, что я тебя шлепну? Даже не надейся. Ты человек, а людей я не убиваю. Можешь считать меня исчадием ада, но суть проста: я отстреливаю нечисть. Я санитар леса, уничтожаю всякую гниль. Ты предатель, но пока ты остаешься человеком, я тебя не трону. Но не приведи тебе господь стать подлизой – сразу попадешь ко мне на мушку. Я подлиз нутром чую, понял?