Профессор ответил не сразу.

— Драконид, которого я искал все эти месяцы, — подросток лет четырнадцати, — сказал он наконец. — Живущего в нем дракона зовут Элтанин, и ему подвластен огонь.

В вагончике воцарилась тяжелая тишина, словно всех троих накрыла мрачная пелена.

— Профессор, а не может ли один из нас быть заодно с Нидхогром? То есть, я хочу сказать, он — Драконид! — заметила Лидия.

— Не знаю, Лидия, не знаю. Стремление к хорошему не является врожденным свойством Драконидов, это обычные люди, и они вправе по собственному усмотрению использовать свои умения.

— Но Растабан однажды разговаривал со мной, и я уверена, что это его сила подтолкнула меня к тому, чтобы встать на защиту Древа Мира и Земли! Это невозможно, чтобы он не слышал в себе голоса Элтанина.

— Нет, Лидия, все не так, как ты думаешь. Твой выбор был сознательным, то же самое и с Софией, которая при этом в определенный период времени хотела оставить наше дело.

София вспыхнула только при одном воспоминании о проявленной ею в тот момент слабости.

— И потом… — помешкав немного, продолжил Шлафен. — Элтанин — особенный дракон. Он — дракон-предатель.

Это слово как камень обрушилось на девочек всей своей тяжестью.

София почувствовала такую тоску в груди, будто кто-то зажал ее сердце в тиски. Он был такой же, как она, поэтому девочка и влюбилась в него. А между тем он был другим, потому что сознательно встал на путь зла.

— Что значит «предатель»?

— А то, что он решил сражаться бок о бок с вивернами.

Лидия затрясла головой.

— Если он с ними, тогда нам конец, — изрекла девочка. — У него наша сила и наши воспоминания. К тому же он может знать, где находится плод.

— Нет никакого резона беспокоиться раньше времени. Во-первых, мы еще можем переманить его на свою сторону.

— Но ты же сказал, что Элтанин злодей!

— Элтанин совершил роковую ошибку. Но злодеями не рождаются.

— А Нидхогр? — напомнила София.

Профессор не стал возражать, только ответил:

— Если бы у них в руках был плод, их бы здесь уже не было. Вполне определенно, что в подземном храме плода нет, иначе София почувствовала бы его. У нас пока есть время.

— Да, но сколько у нас его еще осталось?

— Нам нужно искать и продолжать свое расследование. И первая наша цель — ореховое дерево.

— Никто не знает, где оно находится. Есть только предположения, — сказала София. — И к тому же оно было уничтожено по приказу некоего Бал… Бар…

— Барбато, — докончил профессор. — Епископ Беневенто. Согласен, но если от него ничего не осталось, мы были бы не в состоянии почувствовать его присутствие. Вернее сказать, вы не могли бы сделать это.

Лидия решительно кивнула.

Потом профессор повернулся к Софии:

— К сожалению, несмотря на твое состояние, мы очень нуждаемся в тебе. Ты уже была в библиотеке, и поэтому тебе снова придется нам помочь.

— Непременно, — слабо согласилась девочка.

Профессор вздохнул с облегчением:

— Не бойся, мы справимся. Нам нужно верить в свою миссию и в то, что мы способны довести ее до конца.

Лидия снова кивнула, и София вслед за ней. Но девочку охватило уныние из-за разраставшегося в ее груди чувства к своему неприятелю и из-за того, что судьба вынуждала ее сражаться против себе подобного.

12
Поиски

В голове у Софии никак не укладывалось, что Драконид мог быть ее врагом, а главное, у этого неприятеля была внешность Фабио. София никак не могла стереть из памяти его лицо и его глаза. Всякий раз, думая о нем, она чувствовала, как сжимается ее сердце. Девочка очень часто думала о нем, гораздо чаще, чем ей того хотелось.

Именно из-за этого, несмотря на то что ее рана уже почти затянулась, София ощущала слабость и, как никогда, нуждалась в любви. Но, к счастью, профессор заботился о ней как никогда. Перед сном он всегда сидел на краешке ее кровати и разговаривал с ней до тех пор, пока она не заснет.

— Я много думал о тебе, когда путешествовал по Венгрии, — сказал он в этот вечер, гладя девочку по голове. — Не думай, что мне легко далось решение не брать тебя с собой и что мне доставляло удовольствие находиться все это время вдали от тебя.

— Профессор, правда… это было не так уж и тяжело, — отвечала София, слегка кривя душой. — Ты был прав, это просто удивительное место, в нем живет так много необычных людей.

Шлафен, пару раз поправив очки на носу, произнес:

— О, прекрасно. — Наконец он сунул руку в карман и достал пакетик, завернутый в лист подарочной бумаги. — Я положил его в чемодан, а ты знаешь, как в самолетах обращаются с багажом, — сказал он извиняющимся голосом и протянул его девочке. — Однако его содержимое куда лучше упаковки.

София с неистово колотившимся сердцем медленно разворачивала подарок. Профессор много раз ей что-то дарил, но этот сувенир, привезенный издалека, означал, что он и вправду думал о ней.

Пальцы девочки коснулись чего-то холодного и гладкого. Маленький фарфоровый носорог с золотым рогом, на тело которого тончайшими мазками зеленой краски был нанесен изумительный рисунок. Он был удивительно красивым, совершенным во всех отношениях. Восхищенная София вертела подарок в руках.

— Ты рассказывала мне, что, когда была девочкой, носорог был твоим любимым животным и что тебе было бы очень приятно видеть его в твоей естественной среде обитания. Скажем так, это бонус за то, что тебе под силу сделать. Это мой рождественский подарок, и я надеюсь, что ты сумеешь простить меня за то, что я не был с тобой.

— Профессор, — пробормотала тронутая София.

И в этот момент она поняла, что он был и будет всегда рядом с ней. Когда было необходимо, он чудесным образом появлялся и спасал ее от напастей либо подбадривал в тяжелые моменты, такие, как сейчас. Она обвила его шею руками:

— Извини меня.

— За что?

— За то, что я сомневалась в тебе. Я боялась, что ты меня бросил.

— Такого никогда не случится, — заявил Шлафен. — А теперь спи, — добавил он, высвобождаясь из объятий девочки. — Нас ждут жаркие денечки.

Наутро София завтракала вместе с Лидией, а профессор суетился вокруг накрытого стола. Как в старые добрые времена. Мужчина предстал перед девочками в своеобразном виде: на нем была клетчатая рубашка под бежевым джемпером, бриджи и торчавшие из ботинок толстые гольфы. Вся эта картина дополнялась тирольской шляпой с пером.