— И, — Арма облизала губы, — для этого ты идешь в Анду? Чтобы превратить Салпу в бездну?
— Для этого со мной идет Илалиджа, — ответил Кай. — А я иду для того, чтобы исправить то, что сотворили двенадцать богов, от которых теперь остался только пепел. Я надеюсь возродить их из этого пепла, а с остальным они уж справятся. Главное — освободить их, а прочее — уже их забота.
— Подожди, — прошептала Арма. — Но что тебе дает надежду на успех? Посмотри — Салпа еще не в бездне, а двенадцать уже бессильны. Если ты опрокинешь ее в бездну, что будет с ними? Ты не думаешь, что их пепел вовсе развеется прахом?
— Выходит, что Тамаш прав? — засмеялся Кай. — Лучше оставить все так, как есть?
— Нет, — мотнула головой Арма. — Так тоже плохо.
— Что ты знаешь о Храме в Анде? — спросил Кай.
— Мало, — призналась Арма. — Только то, что рассказывала мне старуха Хуш. Но она рассказывала сказки. Они мне тогда казались сказками. Она говорила, что давным-давно этим миром правили двенадцать правителей — шесть мужчин и шесть женщин. Потом в этом мире появился странник — нищий, который был равен по силе этим правителям, но не мерился с ними силой, поскольку его сила была где-то далеко. Он был то обычным человеком, то тенью, призраком.
— Сиват, — прошептал Кай.
— А потом с ним появилась девочка, — продолжила Арма. — Маленькая девочка со звонким голосом.
— Ишхамай, — произнес имя Кай.
— И она гуляла вместе с Сиватом, и в ней тоже чувствовалась сила, — сказала Арма. — А потом кто-то убил ее. Кто-то из великих, верно, почувствовавших, что эта девочка однажды вырастет и станет угрозой для них. Но убийства не могут быть безнаказанны. И в маленькой деревне люди разбираются с убийцей, а если в мире двенадцать великих, то они вместе — как маленькая деревня. И правители мира не могли оставить убийство безнаказанным. Но никто не признавался в нем. И тогда Сиват призвал построить Храм, начертить магический рисунок на его крыше и определить убийцу. Это был обман, но почему-то двенадцать великих не разгадали его.
— Потому что рисунок вычерчивали они сами, — объяснил Кай. — И Храм тоже строили они сами.
— Потом они собрались, принесли тело девочки и стали вершить колдовство, — продолжила Арма. — Но не учли главного, вина одного падает на всех. А оттого что сила их была безмерна, то и плата за преступление оказалась безмерна. Они стали пленниками Храма. И пребывают там пленниками уже тысячи лет.
— А Салпа отгородилась от всего прочего мира границей, — добавил Кай. — И защита, о которой позаботились двенадцать, сотворила Запретную долину, через которую мы и пробиваемся.
— И будет так до скончания этого мира, — закончила Арма.
— А вот с этим бы я поспорил, — прошептал Кай.
— Ты что-то можешь добавить? — спросила Арма.
— Не многое, потому что многого я так пока и не понял, — признался Кай. — Но кое-что добавлю. Сиват — и есть правитель Пустоты. Точнее, его тень, его голос, его пепел, потому как тот ужас, который правит Пустотой, смог бы поместиться в Салпе, только если бы сожрал ее вместе с горами и реками и вырыл бы себе огромную яму. Ишхамай, с убийства которой всё началось, не вполне убита. Она одновременно и мертва и жива. Она с двух сторон. Думаю, что именно она тот самый отпрыск, который однажды может отнять у Сивата Пустоту.
— Она дочь Сивата? — воскликнула Арма.
— Нет, — задумался Кай. — Она дочь Асвы. Но…
Кай некоторое время молчал, потом добавил:
— Но я не уверен в этом. Я долго думал и теперь еще думаю об этом. Боюсь, что все это произошло в том числе и потому, что каждый из шести богов-мужчин мог считать себя ее отцом. И она может оказаться моей сестрой.
— Твоей сестрой… — прошептала Арма.
— Да, — медленно выговорил Кай, — сестрой, которую я ненавижу изо всех сил.
Он положил руку на туварсинский браслет.
— А кто ее мать? — спросила Арма.
— Думаю, что Хара, — ответил Кай.
— Фу, — выдохнула Арма, — ну хоть я-то с нею не в родстве. Хотя я могу понять всех шестерых.
— Они все были там, — задумался Кай. — Все сели в приготовленную им ловушку. И Хара села, пусть она и прикидывается иногда мерзким стариком. Издевается так над остальными. Почему они пошли на это? Только потому, что все или почти все имели связь с Харой. Даже женщины. А уж мужчины точно могли предполагать, что Ишхамай может оказаться дочерью каждого, пусть даже отцовство взял на себя Асва. И все или почти все знали, кто убил Ишхамай. Мне иногда кажется, что они предчувствовали и последующее заточение, но все равно сели. Может быть, они что-то замышляли, но Сиват оказался хитрее.
— Кто убил Ишхамай? — спросила Арма.
— Сакува, — ответил Кай.
— Собственную дочь? — поразилась Арма.
— Если она была его дочерью, — ответил Кай. — Он говорил, что ударил ее, но не убивал. Что она уже была мертва. При этом она все еще жива. Хотя я уже запутался с этими порождениями Пустоты.
— Но разве Сакува и Хара порождения Пустоты? — не поняла Арма.
— Я бы сам спросил их об этом, — ответил Кай. — Но как? Сиват перехитрил всех. Он вычертил точно такой же рисунок в Пустоте. На собственной спине вычертил. И когда ударил вот этим ножом, — Кай нащупал на груди каменный нож, — тело Ишхамай, то пронзил не только его, но и плоть обоих миров. И кровь двенадцати, побежавшая по магическим линиям, побежала не только в Анде, но и в бездне Пустоты. И если бы не моя мать, здесь бы уже была вторая бездна.
— Что она сделала? — спросила Арма.
— Она правит кровью, — ответил Кай. — Кровью и страстью. Ее силы, даже стиснутой заклинанием, хватило, чтобы обратить кровь в кристаллы. Высушить ее. Заклинание остановилось. И Салпа стала тем, что она есть. А двенадцать стали пленниками.
— Но если бы она не остановила заклинание? — сдвинула брови Арма.
— Тогда двенадцать были бы уничтожены, — ответил Кай.
— И ты хочешь довершить замысел Сивата? — предположила Арма. — Или замысел двенадцати?
— Я не знаю замысла двенадцати, — ответил Кай. — Но моя мать тысячи лет думала над тем, как освободиться из плена. Возрождалась в телах обычных людей Салпы и думала, возвращалась в узилище и думала. Только из-за этого и я появился на свет. Ставки высоки, Арма. Если у меня ничего не получится, то ей не просто придется начинать все сначала. Возможно, ей и остальным не придется уже больше ничего.
Наступила тишина. Под столом сопел Эша. О чем-то негромко переговаривались у двери Тарп и Кишт. Стонал во сне Шалигай. Дышали ровно Теша и Илалиджа.
— Что ты должен сделать? — спросила Арма.
— Дойти до Храма и оживить кровь в линиях заклинания, — ответил Кай. — В моей крови не только кровь Сакува и Эшар, она впитала в себя кровь всех двенадцати. Я должен рассечь себе ладонь этим ножом и пролить ее на рисунок.