— Рад встрече с вами, — Донал наклонил голову.
— Я тоже. — Ее голос, как и все остальное, стал взрослым. Донал перевел взгляд на Уильяма, — Рад видеть вас, принц.
Уильям встал и пожал руки Доналу и Галту.
— Рад, что вы с нами, протектор, — весело сказал он, обращаясь к Доналу. — Как я понимаю, маршал предложил вашу кандидатуру в качестве делегата. Можете на меня рассчитывать.
— Буду рад, — ответил Донал.
— И я тоже, — сказал Уильям, — Мне нравятся люди без предубеждений за столом переговоров, а молодые люди — не хочу вас обидеть, Хендрик, — как правило, лишены предубеждений.
— Я лишь солдат и не претендую ни на что большее, — проворчал Галт.
— И именно это делает опасным ваше участие в переговорах, — пояснил Уильям. — Политики и бизнесмены всегда чувствуют себя увереннее с тем, кто имеет в виду вовсе не то, что говорит. Честные люди всегда были нашим проклятием.
— Жаль, — вмешалась Ани, — что честных людей так мало, чтобы проклясть вас всех. — Она посмотрела на Донала.
Уильям рассмеялся:
— Избранная Культиса не знает пощады в отношении нас, плетущих закулисные интриги, — не так ли, Ани?
— Как только я стану для вас чересчур обременительна, можете отправить меня обратно к экзотам, — парировала она.
— Нет, нет. — Уильям с иронией покачал головой. — Такой человек, как я, может прожить лишь в окружении людей, подобных вам. Я погружен в мир тяжкой реальности — это моя жизнь, и другой у меня не будет, — но чтобы дать отдых своей душе, я порой люблю бросить взгляд через монастырскую ограду туда, где самая большая трагедия — увядшая роза.
— Не стоит недооценивать розы, — заметил Донал. — Люди умирали за разницу в их цвете.
— Продолжайте. — Уильям повернулся к нему, — Война Алой и Белой роз — древняя Англия? Не ожидал услышать подобное от вас, Донал. Этот конфликт, как и любой другой, был связан с вполне материальными разногласиями. Войны никогда не ведутся по абстрактным причинам.
— Наоборот, — покачал головой Донал, — Войны неизменно начинаются по абстрактным причинам. Войны могут быть развязаны людьми среднего возраста или стариками, но сражаются всегда молодые. А молодым недостаточно чисто практических мотивов для самой большой трагедии — конца Вселенной, — каковой является твоя смерть, когда ты молод.
— Не ожидал подобного отношения от профессионального солдата! — рассмеялся Уильям. — Кстати, мне нужно кое-что с вами обсудить. Как я понимаю, вы подчеркиваете приоритет сухопутных войск по отношению ко всем остальным вооруженным силам, и я слышал, что вы достигли некоторых выдающихся результатов в их обучении. Эта информация, конечно, как раз по моей части, поскольку Сета намерена заключить договор о найме войск. В чем ваш секрет, протектор? Вы допускаете к себе наблюдателей?
— Никаких секретов, — ответил Донал. — И вы, принц, в любое время можете прислать наблюдателей. Главная причина наших успехов — ответственный за боевую подготовку командор Ян Грэйм, мой дядя.
— О… ваш дядя, — вздохнул Уильям. — Вряд ли я смогу купить его у вас, если он ваш родственник.
— Боюсь, что не сможете.
— Ну-ну… Так или иначе, мы еще поговорим. Ради всего святого — мой бокал, похоже, опустел. Кто-нибудь хочет еще?
— Нет, спасибо, — отказалась Ани.
— И я нет, — последовал ее примеру Донал.
— Что ж, а я, пожалуй, выпью еще, — кивнул Галт.
— Что ж, в таком случае идемте, маршал.
Уильям повернулся к Галту, и они вместе направились в сторону бара. Донал и Ани остались вдвоем.
— Итак, — сказал Донал, — вы не изменили своего мнения обо мне.
— Нет.
— Вот тебе и беспристрастность избранной Культиса! — иронически заметил он.
— Знаете, я не сверхчеловек! — вспылила Ани, — Нет, — продолжила она более спокойно, — есть миллионы таких, как вы, и даже хуже — но у вас есть способности. И вы карьерист. Именно этого я не могу вам простить.
— На вашу точку зрения дурно повлиял Уильям, — усмехнулся Донал.
— По крайней мере, он такой, какой есть, и не притворяется!
— Почему открытое признание порока обязательно должно именоваться добродетелью? — удивился Донал. — Кроме того, вы ошибаетесь. Уильям, — он понизил голос, — притворяется обычным дьяволом, чтобы скрыть от вас, кто он есть на самом деле. Те, кто имеет с ним дело, считают, что он есть воплощение зла, и таким образом им доступны самые глубины его души.
— Вот как? — Голос ее звучал насмешливо. — И каковы же на самом деле эти глубины?
— Нечто большее, нежели собственное возвышение. Вы слишком близки к нему, поэтому не замечаете того, что осознает основная масса людей, которая видит его с некоторого расстояния. Он живет словно монах — не получая личной выгоды от того, что он делает, и от долгих часов работы. И его не волнует, что думают о нем другие.
— Не больше, чем вас.
— Меня? — Захваченный врасплох неожиданной правдой в ее словах, Донал тем не менее смог возразить: — Меня волнует мнение тех, чье мнение меня волнует.
— Например?
— Например, ваше. Хотя я не знаю почему.
Ани уставилась на него широко раскрытыми глазами.
— О, — выдохнула она, — только не говорите мне этого!
— Я сам не понимаю, почему я вообще пытаюсь вам что-то объяснить, — с горечью ответил он и ушел.
Донал вернулся в свой номер, где тут же погрузился в работу и просидел за столом до поздней ночи. Даже тогда, когда он наконец лег спать, сон не шел — что он отнес на счет похмелья.
Можно было бы и дальше придумывать какие-то оправдания, но он себе этого не позволил.
— …Типичный тупик, — произнес Уильям, принц Сеты, — Хотите еще мозельского?
— Нет, спасибо, — отказался Донал.
Совещание шло уже вторую неделю, и он принял приглашение Уильяма пообедать вместе с ним у него в номере после утреннего заседания. Рыба была превосходная, вино замечательное — и Донал сгорал от любопытства, хотя пока разговор не касался чего-либо важного.
— Вы меня разочаровываете. — Уильям поставил графин на маленький столик между ними, — Я сам не слишком хорошо разбираюсь в еде и напитках, но я наслаждаюсь, видя, как другие наслаждаются ими. — Он поднял брови, глядя на Донала. — Ваше первоначальное обучение на Дорсае проходило скорее в спартанских условиях?
— В некотором отношении — да, — ответил Донал, — В спартанских и, возможно, несколько провинциальных. Мне, похоже, начинает передаваться нетерпение Хендрика Галта в связи с отсутствием прогресса в наших переговорах.
— Что ж, так оно и есть, — улыбнулся Уильям, — Солдат любит действие, политик — звук своего собственного голоса. Но, конечно, существует и более правдоподобное объяснение. Несомненно, вы уже поняли, что основные вопросы совещания решаются не за столом переговоров, но, — он показал на столик с едой перед ним, — во время небольших личных встреч наедине, вроде этой.