Правда, кроме этого было и еще кое-что. Добиться контракта, подписанного мною три дня назад, сразу же после выпуска из университета, с Межзвездной службой новостей стоило большого труда. Но благодаря ему я получал свободу. Настоящую свободу, которой практически обладали только члены планетарных правительств да еще действительные члены Гильдии Межзвездной службы новостей. Эти журналисты давали «Клятву непредвзятости» и фактически становились людьми без гражданства, что гарантировало объективность информации, предоставляемой этой службой.
Заселенные людьми планеты были расколоты — уже две сотни лет — на два лагеря, в одном из которых обитатели были связаны так называемыми «жесткими» контрактами, а в другом предпочтение отдавалось, соответственно, «свободным» контрактам. К первому лагерю принадлежали Квакерские миры — Гармония и Ассоциация, — а также Ньютон, Кассида и Венера. Сюда же логично было бы отнести и недавно освоенную большую планету Сету у звезды Тау Кита. Ко второму лагерю относились Земля, Дорсай, миры экзотов — Мара и Культис, — Новая Земля, Фрайлянд, Марс и Сент-Мари.
Человечество слишком разрослось, чтобы иметь возможность на одной планете обучать всех необходимых специалистов. Лучших профессиональных солдат, например, поставлял Дорсай. Лучшие физики обитали на Ньютоне, а самыми непревзойденными психологами заслуженно считались экзоты. Каждая планета готовила специалистов какого-то одного профиля и торговала их знаниями, заключая контракты с другим миром в обмен на соответствующий контракт с любым профессионалом, в котором возникала нужда.
В стане «свободных» миров контракт на специалиста принадлежал частично ему самому. И его нельзя было продать или обменять на другой без его согласия — лишь в случае чрезвычайной необходимости. На «жестких» мирах каждый индивидуум жил по указаниям своих властей — его контракт мог быть продан или обменен в любой момент. И когда это происходило, у него оставалась лишь одна обязанность — отправиться туда, куда его послали, и делать то, что ему приказано.
Несмотря на то что я жил на Земле, где население было частично свободным, мне хотелось полной свободы, такой, какую я мог получить, только будучи членом Гильдии. Ибо контракт на мои услуги до конца моей жизни принадлежал бы службе новостей. Ни один мир тогда не смог бы судить меня или предложить мои услуги против моего желания какой-либо другой планете.
Но работа в службе до сих пор оставалась весьма отдаленной, труднодостижимой целью. Неожиданно мне пришла в голову мысль, что, возможно, встреча с Марком Торре могла бы ее приблизить.
— Ты права, — сказал я Лизе. — Пошли, я готов встретиться с ним. Проводи меня к нему.
— Конечно провожу, — ответила она. — Только сначала я должна позвонить. — Отойдя от меня на несколько шагов, девушка что-то тихо проговорила в крошечный микрофон, вмонтированный в перстень на пальце. Затем она повернулась ко мне и сделала знак следовать за ней.
— А как остальные? — спросил я.
— Я попросила, чтобы экскурсию за меня завершил другой, — проговорила Лиза, не глядя на меня, — Пошли.
Мы пересекли зал, потом прошли через небольшой световой лабиринт. Я не сразу сообразил, что Марк Торре относится к людям, постоянно находящимся у всех на виду, и, следовательно, нуждается в защите от неуравновешенных личностей. Выйдя из лабиринта, мы оказались в небольшой комнатке и остановились.
Комнатка на некоторое время пришла в движение — правда, куда она двигалась, я определить не смог.
— Сюда, — Лиза подвела меня к одной из стен. От ее прикосновения секции стены раздвинулись, и мы оказались в помещении, похожем на учебный кабинет. За контрольным пультом сидел пожилой человек — это и был Марк Торре, которого не раз показывали в новостях.
Он выглядел не настолько старым, как можно было представить, — ведь ему было за восемьдесят, — но лицо его было сероватого цвета, как у тяжелобольного человека. Одежда на нем болталась как на вешалке, словно за последнее время он сильно исхудал. Его огромные руки свободно лежали на маленьком плоском столике перед контрольным пультом.
Когда мы вошли, Марк Торре не поднялся со своего места. Но я удивился, услышав его голос: он оказался звонким и молодым. В его взгляде было что-то вроде плохо скрываемой радости. Он пригласил нас сесть и подождать, а спустя несколько минут в комнату через другую дверь вошел человек средних лет, судя по внешнему виду — типичный экзот.
— Мистер Олин, — сказал Марк Торре, — это Падма, посланник Мары в анклаве Сент-Луис. Он уже знает, кто вы.
Я поздоровался с Падмой. Тот улыбнулся.
— Очень рад познакомиться с вами, Там Олин, — произнес он и опустился в кресло. Его светлые глаза, казалось, вовсе и не смотрели на меня — тем не менее я испытывал странное беспокойство. Его взгляд, голос, даже то, как он сидел, — все, казалось, говорило о том, что он знает меня уже давно. Возможно, даже лучше, чем мне хотелось бы. Тем более что я-то видел его в первый раз.
Несмотря на годы, проведенные в спорах с дядей, в это мгновение я проникся тем же чувством горечи, которое он испытывал в отношении людей Молодых миров. Трудно было не заметить очевидного превосходства Падмы. Наконец я оторвал взгляд от него и посмотрел в более человечные глаза землянина Марка Торре.
— Ну, теперь, когда здесь Падма, — начал старик, — расскажи, на что это было похоже? Что ты слышал?
Я покачал головой, потому что не мог найти слов, чтобы описать, как все было в действительности.
— Я слышал голоса. Все они говорили одновременно, но каждый был совершенно ясно различим.
— Много голосов? — спросил Падма.
— Все голоса, которые когда-либо вообще существовали, — услышал я свой ответ. Затем попытался описать это подробнее. Но, рассказывая, я заметил странную реакцию Торре: он откинулся на спинку своего кресла, словно в замешательстве или разочаровании.
— Только… голоса? — как бы сам себя спросил старик, когда я закончил.
— А что я должен был услышать? — Неожиданно меня охватила ярость. — Что обычно слышат люди?
— Всегда разное, — донесся мягкий голос Падмы. Но я даже не посмотрел на него. Меня интересовал лишь Марк Торре. — Все слышат разное.
И тут я повернулся к Падме.
— А что слышали вы? — спросил я с вызовом.
Он немного грустно улыбнулся в ответ:
— Ничего, Там.
— Только люди, рожденные на Земле, могут что-то услышать, — резко проговорила Лиза, словно это должно было быть мне известно и так.
— А ты? — обратился я к ней.
— Я! Конечно же ничего! — ответила она. — Не наберется и полудюжины человек, которые хоть что-то слышали.
— Меньше полудюжины? — эхом отозвался я.
— Пятеро, — уточнила она. — Разумеется, Марк. Из четырех же оставшихся — один мертв, а трое, — она замешкалась, — не подошли.
Только пять человек за сорок лет! Это сообщение подействовало на меня как удар. Значит, то, что сегодня произошло в Индекс-зале, вовсе не было таким уж пустяком.