— Не здесь! — прошептал он тихим, но озабоченным голосом. — Вон там. Дальше, у горизонта.
Я посмотрел, куда он указывал, и понял, что привлекло его внимание. Где-то там, среди деревьев, сливавшихся с небом, сейчас словно выцветшим от дневной жары, мелькали подобные огненной мошкаре сполохи. Какие-то желтые проблески среди зелени, то и дело появлявшиеся восходящие струйки чего-то белого и темного, которые тут же развеивал ветер.
— Бронетехника! — воскликнул я.
— Они двигаются сюда, — произнес Дэйв, зачарованно уставившись на проблески, едва заметные на таком расстоянии. В действительности это были смертоносные лучи света с температурой в сорок тысяч градусов. Они могли повалить деревья вокруг нас с той же легкостью, с какой бритва справилась бы с пучком спаржи на грядке.
Они приближались, не встречая никакого сопротивления, потому что просто не существовало такой пехоты, которая могла бы сдержать их продвижение с помощью пластиковых мин или акустических орудий. Противотанковые ракеты, классическое средство обороны против бронетехники, уже пятьдесят лет как вышли из употребления ввиду развития противоракетного оружия, где скорости достигали половины световой, что делало невозможным его использование на поверхности планет.
Оборона холма превращалась в дешевый фарс. Если пехота квакеров и не прокатится валом над нами, то раньше сюда подойдет бронетехника, и мы просто будем поджарены в наших окопах. Еле слышный ропот прокатился по окопам.
— Тихо! — резко бросил из своего укрытия взводный. — Стоять до последнего! Если вы не…
Но у него не оказалось времени, чтобы закончить, потому что в это мгновение началась первая серьезная атака пехоты на наши позиции.
Игла из вражеской винтовки попала в грудь взводного почти у самой шеи, и он упал, захлебываясь кровью.
Но остальные солдаты даже не заметили этого, потому что наступающие квакеры были уже прямо перед ними, на полпути вверх по склону. Кассидане отстреливались. И то ли на них сказывалась безнадежность положения, то ли необычайно большой опыт ведения боевых действий, но я не заметил ни одного человека, парализованного страхом боя.
Кассидане пользовались преимуществом своей позиции. Склон становился несколько круче по мере приближения к вершине холма. Атакующие вынуждены были двигаться медленнее и представляли собой неплохую мишень. Наконец они не выдержали и побежали вниз, в лощину между холмами. Снова наступила передышка.
Я выскочил из своей норы и побежал к взводному, чтобы выяснить, жив ли он. Конечно, это было глупо — выставлять себя напоказ подобным образом, даже несмотря на берет и униформу журналиста. Расплата наступила быстро. Отступающие во время атаки потеряли много товарищей. Естественно, им хотелось во что бы то ни стало отомстить неприятелю. Всего лишь в нескольких шагах от окопа взводного что-то резко ударило по моей правой ноге, и я рухнул на землю.
В следующий момент я очнулся уже в окопе и увидел, что надо мной склонился Дэйв.
— Что происходит… — начал я и попытался подняться. Дэйв хотел меня остановить, но едва я ступил на ногу, как резкая боль пронзила ее, и я снова рухнул как подкошенный. Кроме нас, в окопе находилось двое солдат. Я прислушался к их разговору.
— Надо отступать, надо убираться отсюда, Акке. В следующий раз они нас сомнут, или через двадцать минут мы превратимся в головешки!
— Нет! — вдруг прохрипел лежащий рядом со мной взводный.
Я повернулся, чтобы посмотреть на него. Кто-то уже наложил давящую повязку на его рану и нажал контрольный рычажок, так что ее волокна должны были блокировать кровотечение. И все же он умирал. Я ясно видел это по его глазам. Солдаты не обращали на него внимания.
— Послушай меня, Акке, — снова произнес тот солдат, что заговорил первым. — Командир теперь ты. Пора сматываться!
— Нет, — с трудом прошептал взводный, — Приказываю… удержаться… любой ценой…
Солдат, имя которого, очевидно, было Акке, выглядел неуверенно. Он повернулся и взглянул на рацию, лежащую в окопе подле него. Второй солдат заметил направление его взгляда, и карабин у него на коленях как бы сам собой выстрелил. Раздался удар, звон — и я увидел, что огонек на рации погас.
— Я приказываю вам, — хрипел взводный. Но в этот момент ужасные челюсти боли снова сомкнулись на моем колене, и я потерял сознание. Когда я очнулся, то увидел, что Дэйв, разорвав брюки на моей левой ноге, уже наложил аккуратную давящую повязку.
— Все в порядке, Там, — сказал он, — Игла прошла навылет. Так что все в порядке.
Я осмотрелся вокруг. Мертвый взводный по-прежнему сидел рядом со мной с наполовину вытащенным из кобуры пистолетом. У него появилась еще одна рана, на этот раз в голове. Солдат не было.
— Они ушли, Там, — произнес Дэйв. — И нам тоже надо отсюда убираться, — Он показал на подножие холма. — Квакеры решили, что мы не стоим их усилий. Они отошли. Приближается их бронетехника, а ты не можешь достаточно быстро двигаться. Попробуй-ка встать.
Я попытался. Ощущение было такое, словно одно мое колено находилось на кончике копья и несло на себе половину веса моего тела. Но я устоял. Дэйв помог мне выбраться из окопа. И мы начали наше мучительное отступление вниз по другому склону холма.
До этого вид здешнего леса вызывал во мне восхищение. Но теперь, когда я пробирался сквозь него, с каждым шагом или, точнее, прыжком чувствуя, как раскаленный гвоздь боли ввинчивается в мое колено, лес начал представляться мне чудовищем — темным, зловещим, ненавистным. Мы оказались в ловушке, где нас в любое время могли обнаружить и уничтожить либо тепловыми лучами, либо просто обрушив деревья на наши головы, прежде чем мы попытались бы объяснить, кто мы такие.
Я отчаянно надеялся, что мы успеем выбраться на открытую местность. Казалось, мы ходим кругами по этому злосчастному лесу, и поэтому я решил, что единственно правильным будет идти в направлении, предлагаемом моим наручным указателем. Но это значило, что нам снова предстоит путь через лесные массивы, которые мы однажды уже преодолели, выйдя затем к тому самому холму, что так отчаянно и безнадежно защищал кассиданский патруль.
Мы двигались очень медленно из-за моего колена; кроме того, я по-прежнему плохо чувствовал себя после разрыва акустического снаряда. А сейчас постоянные приступы сумасшедшей боли в колене постепенно приводили меня в ярость. Это походило на какую-то разновидность изощренной пытки — и оказалось, что я не такой уж стоик в том, что касается боли.
Но я не был и трусом, хотя вряд ли меня можно было бы честно назвать храбрецом. Просто так уж я создан, что на определенном уровне моя реакция на боль выливается в ярость. И чем сильнее эта боль — тем, соответственно, сильнее ярость. Наверное, какая-то доля древней крови берсеркеров — легендарных викингов, неистовых скандинавских воинов — все же соседствовала в моих жилах с ирландской.
По правде говоря, я не испытывал никакого страха перед бронетехникой квакеров. Я был уверен, что они увидят мою красно-белую куртку прежде, чем откроют огонь. Но даже если они и откроют огонь — ни их лучи, ни падающие деревья, ни их ветви не заденут меня. Я абсолютно не сомневался в своей неуязвимости, и единственное, что меня беспокоило, это то, что рядом был Дэйв, и если с ним что-нибудь случится, Эйлин этого просто не переживет.