— Почему? — спросил Джефф. — В чем дело, Майки?
Майки прижался к нему. Он излучал, если здесь применимо такое выражение, нечто вроде строгого предупреждения. Предупреждение не касалось какой-либо неминуемой опасности, скорее, являлось предостережением с просьбой вести себя правильно.
— Хорошо, — сказал Джефф. — Я стою на месте. Что дальше?
Майки прижался еще сильнее, как бы пытаясь подбодрить, но и предостерегая одновременно.
— Хорошо, я подожду, по крайней мере, какое-то время.
Он стоял и ждал… и вдруг понял, что не слышит пения птиц-часов. Вернее, он вообще ничего не слышал. В лесу воцарилась полная тишина. Даже ветерок, казалось, затаил дыхание.
Внезапно на противоположном берегу появилась галуша. Это был один из мелких хищников Эверона, по виду напоминавший лисицу с мощными плечами и зелено-черным мехом, но значительно крупнее лисицы, размером с небольшого волка. Хищник подбежал к ручью и посмотрел на Джеффа и Майки. Появились еще два зверя, взрослые, но помельче, они не приближались к воде.
Хищник, стоявший ближе к воде, покачал головой, так делал Майки, когда приглашал Джеффа поиграть. Потом он бросился к своим товарищам, которые неслись вверх по течению, догнал их, и все вместе они побежали назад.
Несколько минут Джефф наблюдал, как галуши играли на противоположном берегу. Затем, прекратив игры без видимой причины, они скрылись в лесу, самый крупный хищник бежал впереди, остальные следом за ним.
Джефф стоял рядом с Майки и смотрел на противоположный берег. Он очнулся, поняв, что снова запели птицы-часы. Майки отошел, освободив ему дорогу.
— Сейчас уже можно идти, да? — спросил Джефф.
Майки покачал головой точно так же, как галуша. Он перебежал через ручей и остановился на другом берегу, поджидая Джеффа.
Удивленный Джефф последовал за маолотом. Вода, как он и ожидал, едва доходила до щиколоток, дно было каменистым и твердым. Он вышел из ручья и углубился в лес, Майки бежал впереди, как он все время делал это сегодня.
— Что это было. Майки? — спросил Джефф, когда догнал маолота под деревьями.
Майки с нежностью ткнулся в него мордой. Джеффу показалось, что зверь снисходительно посмеивается над ним. Потом Майки снова убежал вперед.
Джефф в задумчивости последовал за ним. Он посмотрел на компас — направление правильное. Ко многим загадкам, которые задал ему Эверон с момента посадки космического корабля, добавилась еще одна. Ключ к разгадке, несомненно, следовало искать в поведении галуш. Джефф пожалел, что при нем нет записей о поведении животных Эверона, но они находились вместе с оборудованием, которое доставят позднее. Он попытался вспомнить, что он знал о галушах, надеясь найти ответ, но ничего не приходило в голову. Галуши были эверонскими хищниками, питавшимися в основном крупными насекомыми. Эта информация никак не могла помочь ему понять то, свидетелем чему он стал недавно.
Сейчас Джеффу казалось, что за ним кто-то следит. Видимых подтверждений этого подозрения он не обнаружил, но ощущение опасности не оставляло его. Он явно чувствовал, что за ним наблюдают, чувствовал себя центром внимания множества глаз, смотревших со всех сторон, двигавшихся вместе с ним, ни на минуту не оставлявших его без внимания.
Он не мог избавиться от этого чувства. Правда… он понаблюдал за весело бегавшим взад и вперед Майки. Маолот не чувствовал, что за ним следят, он, казалось, совсем ничего вокруг не замечал с тех пор, как они сошли с вертолета. Майки должен был почувствовать слежку, если она была.
А должен ли?
Может быть, Майки лишился врожденного и нормального для местных животных чутья из-за того, что вырос на Земле? Джефф попытался выбросить из головы этот вопрос. Его мысли перемещались из области разумных предположений в область чистой фантазии.
Тем не менее эта и другие подобные мысли не покидали его, пока он шел вслед за Майки по золотисто-зеленому эверонскому лесу. К концу дня он не нашел ответа ни на один из своих вопросов. К тому времени, когда они подошли к броду через реку Ворал, Джефф даже перестал наблюдать за прыжками Майки. Уже стемнело, и хотя, судя по карте, глубина реки в этом месте не превышала одного метра, а дно было твердым и покрытым галечником, мысль о переходе через широкий темный поток после захода солнца не показалось Джеффу слишком привлекательной.
К тому времени, когда солнце скрылось за горизонтом и на небе появились две маленьких эверонских луны. Джефф разбил палатку и развел костер. Он покормил Майки и поел сам концентратов, которые захватил с собой. Майки такой еды явно было недостаточно по объему, но они переживут как-нибудь два дня, которые должен был занять путь до ближайшего пункта снабжения. Там они смогут приобрести мясо антилопы или что-нибудь еще, если к тому времени в Майки не проснется охотничий инстинкт.
Джефф сидел и смотрел на пламя, Майки лежал напротив. Спальный мешок был разложен, но солнце только что зашло, и он не хотел спать, несмотря на утомительный дневной переход. Странное чувство, что за ним наблюдают, не оставляло Джеффа, но сейчас ему показалось, что невидимые наблюдатели отошли, словно не желая вторгаться в его небольшой мирок, очерченный пламенем костра. Странно, но он не чувствовал враждебности со стороны наблюдавших, скорее все выглядело так, будто любопытные лесные животные проявляли к нему интерес.
Он попытался не обращать внимания на это ощущение, и ему удалось с собой справиться. Теперь его охватило другое чувство — печали от своего многолетнего одиночества. Некоторое время он пытался разгадать загадку деревьев-столбов и их очевидной бесполезности для экосистемы, потом его мысли перекинулись на колонистов, и здешних, и с других, недавно заселенных миров, и на людей, живущих на Земле.
В некотором смысле он всю жизнь чувствовал себя чужим среди других людей. Большую часть времени он старался проводить в парках, зоосадах, общаясь с людьми только для того, чтобы жить, получить образование, работу Он всегда чувствовал инстинктивно, что жизнь должна быть посвящена какой-то высокой цели, и, затерявшись в толпе людей на Земле, не верил, что сможет когда-нибудь отыскать цель своего существования, плывя по течению с другими, как пескарь в стае бесчисленных таких же пескарей.
Он не возражал бы стать одним из этих бесчисленных миллиардов, если бы смог отыскать в людях черты, достойные его уважения и восхищения. Но в массе своей люди никогда не вызывали у него подобных чувств. Отдельные личности могли проявлять доброту, сострадание и отзывчивость, но собравшись в группы, социальные или национальные, начинали вести себя в соответствии с наименьшим общим знаменателем. Импульс альтруизма превращался в импульс эгоистический, бессердечие заменяло сострадание, отзывчивость сменяло безумное стремление победить и выжить за счет других. На протяжении всей его жизни два гиганта правительственной бюрократии, на которых работало шестьдесят процентов рабочей силы, и организованная преступность, которая контролировала, если не трудоустраивала, двадцать процентов населения, вели бесконечную борьбу за власть на поле битвы, заполненном огромными массами безработных, живущих на подаяния граждан.