Летом эти города, основные населенные пункты того, что некогда было Миннесотой, одним из штатов бывших Соединенных Штатов Америки, были бы видны сверху только частично. Густо обсаженные деревьями проспекты и улицы тогда создавали бы иллюзию не более чем двух небольших отдельных бизнес-центров, окруженных густым лесом. Но сейчас, в последние месяцы уходящего года, здания в обоих городах и пригородах полностью представали взору, поскольку ветры ранней зимы оголили ветки деревьев, и земля была усыпана грудами листьев. Казалось, что сама зима - тоже прислужница алаагов, убравшая из пейзажа все мягкое и нежное.
Даже снег мог бы немного смягчить бескомпромиссную резкость представшего перед Шейном вида, но на земле и деревьях еще не было снега, способного прикрыть их наготу. Шейн посмотрел вниз, на пустые с виду магистрали. В правление алаагов они были такими же чистыми, но более холодными, чем те, что он недавно видел в Милане, в северной Италии; в особенности чистыми они были здесь, вблизи штаба всех пришельцев на Земле - это здание стояло над главным навигационным водосбором на реке Миссисипи. Тот пункт назначения, в который Шейн теперь возвращался без возможности выбора.
Запах, исходящий от пилота, еще раз привлек его внимание. Это было неизбежно в тесном пространстве небольшого воздушного судна - несомненно, и его человеческий запах раздражал пилота. Хотя, будучи алаагом, она ни за что не призналась бы, что замечает такие вещи. Ее запах для его ноздрей едва ли был приятным, но не таким уж противным. Это был всего-навсего запах другого животного. Нечто, напоминающее вонь конюшни или коровника, со слабым кислотным оттенком, изобличающим мясоеда. Ибо алааги, хотя и нуждались в специальном подборе земных продуктов питания для их, отличной от человеческой, системы пищеварения, были, как и люди, всеядными существами, определенная часть диеты которых состояла из мяса - хотя и земных обитателей, но не людей.
Такое исключение человеческого мяса из диеты алаагов могло быть всего лишь политикой пришельцев. А могло и не быть. Даже после почти трехлетнего пребывания здесь, в самом центре алаагского Командования на Земле, во многих случаях вроде этого Шейн не мог постичь истинных мотивов чужаков или же его соображения оказывались ошибочными…
Он заставил себя прекратить философствования по поводу диеты чужаков. Это было несущественно, как несущественна разница между обликом Твин Ситиз в июне и ноябре. Та и другая мысль были приманками подсознания - нужно же было оправдать нежелание думать о ситуации, ожидающей его совсем скоро.
Всего через несколько минут он снова окажется в доме своего господина и будет докладывать ему - Лит Ахну,
Первому Капитану и командующему всех алаагов на захваченной, подвластной им Земле. И на этот раз, в первый раз, он предстанет перед этим всемогущим владыкой, зная за собой двойную вину в том, что для самих алаагов было преступлением, наказуемым смертной казнью, не говоря уже о слугах. Дело не только в нарушении приказа - он нарушил его при исполнении своих обязанностей в качестве курьера и переводчика Первого Капитана.
В этом было нечто ироническое. За последние несколько лет он привык думать о себе как о человеке, хорошо приспособленном к существованию под властью пришельцев. Он продолжал верить в это буквально до того момента, с которого прошло всего несколько часов. А теперь ему приходится сталкиваться с тем, что он столь же уязвим, что и любой его соплеменник.
Как члену Корпуса курьеров-переводчиков, принадлежащего Первому Капитану Земли, ему хорошо платили, он жил в хорошем жилище и нормально питался - на удивление хорошо по сравнению с подавляющим большинством своих соплеменников. В результате он уверовал в свою способность избегать неприятностей с хозяевами. Но несмотря на все это, уже дважды на него находило помешательство, yowaragh, как если бы он был одним из массы обыкновенных изнуренных жителей Земли. Хотя ни один чужак и не знал об этом, Шейн уже дважды бросал им вызов.
Более того, за только что прошедшие часы он открылся нескольким членам группы Сопротивления людей в Милане.
Сейчас, на обратном пути в штаб хозяина, Шейн осознал, что не отличается от остального человечества. Как и все люди, он ходит по лезвию ножа между абсолютными законами и властью правящих, с одной стороны, и возможностью того, что в любой момент неконтролируемый внутренний взрыв заставит его совершить нечто непредсказуемое, что привлечет к нему внимание захватчиков.
Странно, подумал он, что это только теперь задевает его за живое - через три с лишним года после того, как алааги приземлились и быстро, без усилий, завоевали Землю. Ему пришлось признаться себе, что его ужасают возможные последствия следующей вспышки безумия. Он видел проводимые алаагами допросы и исполняемые наказания. Он понимал, в отличие от людей Сопротивления - как это было в Милане,- что буквально не существует надежды на успешное восстание против военной мощи пришельцев. Любой, кто пытался бы действовать против алаагов, накликал бы на себя неминуемую и мучительную смерть - как наглядный пример для других людей, которых могла бы увлечь мысль о восстании.
И все это касается и Шейна, так же как любого другого человека, несмотря на ценность его работы для чужаков и любезность, с которой Лит Ахн, казалось, всегда обращался с ним.
Но в то время как логическая часть его разума давала ему этот урок, закоулки рассудка изыскивали средство, как обойти эту ситуацию и избежать любого риска в будущем, который мог бы вызвать в нем реакцию безумия. Он вспомнил, насколько легко было бы снова войти в контакт с людьми Сопротивления. Все, что надо было сделать,- это купить двухцветный плащ пилигрима на золото, которое мог иметь при себе только человек в услужении у чужаков, вроде него самого. Мечта о восстании даже для него была невероятно соблазнительной - никогда до пришествия алаагов не мог он представить, насколько соблазнительной. Он задержался на этой мысли. Нельзя забывать, до чего она безнадежна и фальшива. Он должен помнить, что единственная его цель - выжить самому. Только этот выбор ему и оставили алааги.
Итак, он должен жестко контролировать себя и продолжать хладнокровно прокладывать себе путь среди окружающих его рифов алаагского образа жизни. Он в состоянии сделать что-то для собственной безопасности.
Прежде всего, представ перед Лит Ахном, он вынужден будет дать объяснения по поводу двух только что совершенных в Милане преступлений. Необходимо оправдать свою ложь Лаа Эхону о собственной ценности; еще большая опасность заключается в том, что он помог Марии бежать. На мгновение при мысли о ней вернулась невыразимая тоска. Если бы выпал случай узнать ее… Он заставил себя вернуться к неотложным проблемам. Если алааги и в самом деле заподозрят его, то воспользуются устройствами, которые наподобие механических ищеек могут вынюхать, что он без разрешения ушел из здания миланского штаба.
Это было, по понятиям алаагов, самое опасное из двух преступлений, только что совершенных им,- преступлений с точки зрения алаагов. Меньшее преступление - ложь Лаа Эхону по поводу оценки его качеств Лит Ахном - с большей вероятностью выйдет на свет.