— У меня спрашиваешь? Спроси у своих, они больше знают. У всех твоих архаровцев есть допуск куда угодно, подписанный мэром.
— И у меня такой есть. Я о другом. Какое впечатление?
— Послушай меня, Олежек. Прокуратуру вызвал менеджер офиса. Убийство! Приехали. Охранники живы, их только оглушили. Нам там делать нечего. Угрозыск взял дело в свои руки — ради бога.
— Сколько сняли?
— Миллионов сто. Рублей, разумеется. Накануне утром главбух попал под машину. Ничего серьезного, ногу сломал. Документы для банка подготовить не успели и оставили деньги в офисе.
— Значит, все продумано. Беглые с эшелона деталей знать не могли, в совпадения я не верю. Что тебе удалось узнать о побеге?
— Ничего. Я работаю в городской прокуратуре, «железка» ко мне никаким боком не относится. Запрос в Москву дал. На мокрушника в картотеке что-то найдется, а на шнифера в МВД концы искать надо. От них мы только отписки получаем.
— Значит, тебя в сторону отодвинули?
— Радуйся. Все козыри у тебя.
— Меня уволили, так как в халдеи не гожусь.
— А зря. У тебя получалось.
— Значит, для привлечения прокуратуры нужен труп…
— Ты сам все знаешь. Мне пора, Олег.
Вербицкий вышел из кафе. Громов наблюдал за ним в окно.
7.
Черная «десятка» остановилась возле площади Фонтанов. Мужчина атлетического сложения, стоявший на обочине с чемоданом в руках, сел на заднее сиденье, и машина двинулась дальше. За рулем был Цимбал, пассажиром — один из вчерашних визитеров, получивших схему.
— Как все прошло? — спросил Константин.
— Как по маслу.
— Кто бы сомневался. Статью читали?
— Ловко. А если беглецы в городе?
— Уже в обезьянниках. Там, на сиденье, папка, в ней вторая схема. Сработаете через сутки.
— Такого уговора у нас не было.
— Вы будете работать столько, сколько мы сочтем нужным, если не хотите потерять контроль над рынками области. На вас материалов набралось больше, чем на беглых зеков. Взять вас ничего не стоит, такое количество недвижимости вы не бросите. Вам расчищают дорожку, никакого риска.
— В чемодане не менее трехсот миллионов. Если вы принуждаете нас работать, мы хотим получать свои проценты с добычи.
— Мечтатель. Даже мы ничего не имеем с этих денег, все забирает заказчик. А с ним торговаться бессмысленно, вы же понимаете, с кем мы имеем дело.
— Чего уж тут не понять… Машина притормозила у обочины.
— Удачи!
Пассажир забрал папку и вышел.
8.
В одном из тихих недешевых баров Олег Громов и Лев Заикин сидели у барной стойки и пили. Олег — свой излюбленный коньяк, его коллега предпочитал водочку.
— Я тебе одно могу сказать, Олежек, со мной руководство не считается. Я ноль. Бригада в сборе, графитовая доска начала заполняться, работа идет круглосуточно, но руководит ею Костя Цимбал. Я у него мальчик на побегушках. С тобой такой фокус не прошел бы. Какой же с меня спрос?
— Фотографий беглецов до сих пор нет?
— Боюсь, что не будет. Одно знаю твердо, выяснил по своим московским каналам: Родион Брелев классный шнифер, а не грубый медвежатник. Он ни одного сейфа за свою практику не раскурочил. Открывает замки, не оставляя следов. Были случаи, когда он опустошал сейфы и вновь их закрывал, меняя при этом коды. А тут кувалдой работали.
— Удобный случай свалить все на беглых и под их марку поднять бурю в стакане воды.
— Слава богу, никого не пришили.
— Подожди, Лева, лиха беда начало. Обстановку надо накалять постепенно. Материалы в виде «бомбы» свое отжили, одного взрыва не достаточно. После шока люди начинают приходить в себя, спадает напряжение. В этом случае заложен другой принцип. Тебя готовят к взрыву. Нагнетают напряжение. Будет взрыв или нет — неизвестно. Читатель оказывается на крючке, с которого уже не может сорваться.
— Для нашего издания это неплохо.
— Плохо. Если выяснится правда, то грош нам цена.
— Вольнов этого не допустит.
— И я о том же. Дирижерская палочка в его руках, я в этом уверен.
— Поговори с ним сам, а мне пора возвращаться в редакцию. Работы невпроворот.
Заикин похлопал приятеля по плечу и ушел. Олег допил коньяк и заказал еще порцию. Рядом с ним прожурчал приятный женский голосок:
— И мне, пожалуйста, двойную порцию «Хеннесси».
Громов повернул голову. На месте Левы сидела обворожительная блондинка лет тридцати в дорогах украшениях и черном облегающем платье с глубоким декольте. Ее лицо, волосы, формы, притягивали к себе взгляд. На таких мельком взоры не бросают.
— Крепкие напитки пьете, барышня.
— Не в крепости дело, а в качестве. Кажется, вы того же мнения придерживаетесь, Олег?
— Вы меня знаете?
— «Талантлив, имеет аналитический склад ума плюс чутье. Слабости: живет не по средствам, пьет коньяк «Хеннесси», носит пестрые безвкусные галстуки, одевается в дорогие костюмы, любит женщин и автомобили, обожает свое отражение в зеркале, заносчив, горд». Это несколько строчек из вашего досье.
— Где же вы его читали?
— В кабинете Вольнова. У меня туда свободный доступ.
— Любопытная птичка села на мою ветку. Зачем же раскрывать карты раньше времени? Теряется интрига.
— Интрига не в нашем знакомстве, я не собираюсь заводить с вами роман. Интрига в событиях. Я кое-что знаю, чего не знают другие.
— Вы фаворитка Вольнова и хотите ему посыпать соль на раны?
— Была. Теперь у него новая фаворитка. Я вышла в тираж. Загубит жизнь следующей дуре, но конвейер не остановится, пока он ползает по земле.
— Похоже, ваши раны были глубже и соли на них высыпали больше.
— Он меня держит возле себя, потому что я слишком много знаю. Мне не исполнилось шестнадцати, когда я приехала в Москву. Павел Иваныч, тогда Пашка-гвоздь, работал сутенером на трех вокзалах. В его сети не одна такая дурочка, как я, попала, но мало кто выжил. Убить человека ему ничего не стоит. Главным его достоинством остается умение плести интриги и сталкивать лбами противников. Тюрьмы он избежал благодаря связям отца. Тот еще прохвост в генеральских погонах. Жизнь Паши достойна пера великого Дюма, но того уже нет на свете, приходится надеяться на собственные силы, ну, может быть, воспользоваться и талантом Громова.
— Вы пишете мемуары? Женщина кивнула.
— Более четырехсот страниц уже.
— Кто это сегодня будет читать! Даже если книга выйдет, ее никто не купит.