— Ублюдки, — сказала секретарь. — Настоящие ублюдки, нелюди.
— А что это такое? — удивилась Женевьева. Секретарь изумленно на нее посмотрела.
— Мы с Норфолка, — объяснила Луиза.
— Это Эйфелева башня, — ответила секретарь. — В Париже. Анархисты, ну те, что ждут наступления Ночи, взорвали башню. Это кучка сумасшедших, они хотят все здесь разрушить. Говорят, что в этом их миссия: подготовить мир к Ночи. При этом каждому известно, что они просто ширма, за которой стоят одержимые. Ублюдки.
— А эта башня была такой знаменитой? — спросила Женевьева.
— Да ведь Эйфелевой башне более семисот лет. Как ты думаешь?
Девочка опять взглянула на экран.
— Как же они могли?
— Да. Думаю, поэтому и существует потусторонье. Чтобы такие люди, как они, могли страдать без конца.
Луиза поднялась на второй этаж винтовой лестницы. Иванов Робсон ожидал сестер на площадке. Путешествуя на «Далекое королевство», Луиза вроде уяснила, что многие люди выглядят не так, как она к тому привыкла. И в Лондоне за это время кого она только не увидела. И все же чуть не подпрыгнула при виде Робсона. Такого огромного мужчину встречать ей еще не приходилось. Более семи футов, но даже при таком гигантском росте тело казалось грузным. И вроде бы не жирный, но устрашающе сильный, и руки толще ног. Кожа черная и блестящая, похоже, занимается боксом. Густые золотисто-каштановые волосы, затянутые на затылке в крошечный хвост, и шелковый деловой костюм желтого цвета делали его удивительно элегантным.
— Приветствую вас, мисс Кавана.
В бархатном голосе послышалась легкая усмешка: он знал, какое впечатление производит на людей.
Дощатый пол стонал под его ногами, когда он вел их в свой офис. Книжные шкафы напомнили Луизе о кабинете отца, хотя здесь очень мало было одетых в кожаный переплет томов. Иванов Робсон уселся в широкое кресло за стол, покрытый тонированным стеклом. На столе этом не было ничего, кроме небольшого процессорного блока да странной стеклянной трубки, высотою дюймов восемнадцать, наполненной светлой жидкостью и подсвеченной снизу. В жидкости то опускались, то поднимались оранжевые капельки.
— Это что, рыбки-ксеноки? — поинтересовалась Женевьева.
Заговорила она в первый раз. Богатырь подавил ее обычную браваду, и она чуть ли не пряталась за спину Луизы.
— Такой экзотики у меня нет, — ответил Иванов. — Это старинная лампа двадцатого столетия. Стоила мне целого состояния, и я очень ее люблю. Ну, чем вам обязан? — И он, сложив пальцы домиком, посмотрел на Луизу.
— Мне нужно кое-кого найти, — сказала она. — Если вы скажете, что не возьметесь за дело, узнав, кого я хочу отыскать, то я вас пойму. Зовут ее Беннет, — Луиза рассказала о своем путешествии, начиная с Криклейда, опуская подробности.
— Вы меня поразили, — тихо проговорил Иванов, когда она закончила повествование. — Вы встретились лицом к лицу с одержимыми и уцелели. Это настоящая сенсация. Если вы нуждаетесь в деньгах, я знаю некоторых людей из масс-медиа…
— Мне не деньги нужны, мистер Робсон, мне нужно найти Беннет. Поисковые программы, которыми я пользовалась, оказались не в силах мне помочь.
— Мне неловко брать с вас деньги, но тем не менее я, конечно же, их возьму, — он широко улыбнулся, обнажив золотые зубы. — Мои условия: две тысячи фьюзеодолларов в качестве аванса. Если я найду Беннет, еще пять тысяч. Плюс другие расходы. Предоставлю вам счета.
— Очень хорошо, — Луиза протянула свою кредитную карточку.
— Сначала несколько вопросов, — сказал Иванов, переведя деньги. Откинулся на спинку стула и закрыл глаза. — Единственное, что вы знаете о Беннет наверняка, это то, что она когда-то обидела Квинна Декстера. Верно?
— Да. Он так сказал.
— А Беннет живет на Земле? Интересно. Что бы ни случилось между ними, видно, что-то безобразное, заставляет предположить криминальную деятельность. Думаю, начать работу в этом направлении.
— О, — Луиза отвела от него взгляд.
Да ведь это же очевидно. Ей надо было запросить криминальные архивы.
— Я хороший профессионал, Луиза, — проговорил он мягко. — Вам ведь известно, что одержимые проникли на Землю?
— Да. Я видела новости из Нью-Йорка. Мэр, правда, сказал, что их уничтожили.
— Что же он, по-вашему, должен был сказать? Но Центральное правительство до сих пор не открыло движение поездов на Нью-Йорк. А это наводит на некоторые размышления. Эйфелеву башню взорвали только по одной причине: деморализовать и озлобить людей. По всей видимости, одержимые есть и в Париже. Такой вандализм обыкновенным наркоманам не по плечу. Что я вам, Луиза, хочу сказать: Квинн Декстер здесь, и он, как и вы, собирается встретиться с Беннет. Вы что же, хотите снова его увидеть?
— Нет! — пискнула Женевьева.
— Тогда задумайтесь о возможных последствиях.
— Мне нужен электронный адрес Беннет, — сказала Луиза. — Ничего больше.
— Что ж, сделаю все от меня зависящее, чтобы вы его получили. Буду держать вас в курсе.
Иванов подождал, когда сестры спустятся по винтовой лестнице, и спросил:
— Вы хотите, чтобы я сообщил ей электронный адрес Беннет?
— Боюсь, сейчас это нецелесообразно, — Ответила Западная Европа. — Эдмонтон изолирован вместе с Квинном. Я не могу допустить ее встречи с ним. Пусть посидит пока на скамейке для запасных.
Некоторым представителям человечества перспектива межзвездных путешествий казалась реальной задолго до запуска на орбиту первого искусственного спутника Земли. Начало этому положили такие мечтатели, как Циолковский и Годдард [Годдард Роберт, американский ученый (1882–1945), один из пионеров ракетной техники. ], да эксцентричные писатели-фантасты прошлых веков. Подхватили и продолжили их идеи одержимые космосом энтузиасты, желавшие доказать, что деньги, вложенные в эту область, дело выгодное. В двадцать первом веке, с началом разработки рудников на Ореоле О'Нейла и Юпитере, концепция приобретала практический смысл: к тому времени начинали обживать астероиды. Для преодоления пропасти между Землей и Проксимой Центавра людям требовалось решить финансовые и технические проблемы. Предполагалось, что двигатели, работающие на термоядерном топливе и антивеществе, увеличат скорость и доведут ее до 5 — 20 процентов от скорости света. Разброс в цифрах зависел от того, к какому физику обращались с этим вопросом. При таких скоростях, однако, астронавты в ползущих, как улитки, кораблях, проживали за время полета целую жизнь и там же умирали в надежде, что дети доберутся когда-нибудь до места назначения.
Печально, но такова человеческая натура: полеты, длящиеся столетие, не вдохновляли правительства на инвестиции в строительство космических ковчегов, и мечта о колонизации далеких миров оставалась недостижимой. Стоимость неизбежно становилась еще одним сдерживающим фактором: ведь вложенные средства не окупались. Так что на энтузиастов смотрели как на мечтателей и идеалистов.