– Мне было поручено попытаться при первой же возможности взять интервью лично у профессора Сугайгунтунга, – сказал Дональд.
– У профессора нет времени на болтовню с иностранцами, он слишком занят, – отрезал Кетенг. – Однако если вы заглянете в данную вам программу, то увидите, что он должен выступить на пресс-конференции, назначенной на послезавтра. Тогда вам представится шанс задать ему свои вопросы вместе с остальными корреспондентами.
Дональд, чье терпение все больше и больше истощалось от целенаправленных колкостей, готов был взорваться.
– И чем же так занят Сугайгунтунг? – спросил он. – Ни один ученый в здравом уме не позволит себе выйти со своей программой на публику, не закончив всех предварительных исследований. Как раз такое умалчивание и заставляет людей подозревать, что работа не завершена, что заявление сплошь преувеличение, если не чего похуже.
Не сомневаюсь, – с нажимом и иронично ответил Кетенг, – что именно такой доклад вас проинструктировали послать для просвещения ваших соотечественников. Вам, американцам, не хватает проницательности. Пойдите в университетскую клинику и сами увидите, чем мы в Ятаканге так заняты! Мы не опустились до декаданса, который заставляет вас мыслить в категориях завершенной работы и отдыха. Наши планы обеспечат нас работой на несколько поколений вперед, и все потому, что мы не приемлем понятие «достаточно хорошо». Мы стремимся к совершенству. И профессор разделяет эту точку зрения. Это все?
«Нет, я еще даже не начал». Но Дональд проглотил непроизнесенные слова и послушно поднялся.
Разумнее всего, конечно, воспринимать официальные советы как приказы. Кетенг велел ему пойти в университетскую клинку и самому ее осмотреть, раз уж ему все равно надо туда для принудительной операции. Сразу по выходу из здания он подозвал риксу и объяснил, куда ему нужно попасть.
Худому и жилистому велосипедисту пришлось тащить повозку в гору, но продвигался бы он медленно, даже если бы дорога спускалась с крутого склона. Все ведущие к университету улицы были запружены людьми. С контингентом учащихся в шестьдесят тысяч человек Университет патриотизма был учебным заведением внушительного масштаба, но тут, как с интересом заметил Дональд, были не сплошь студенты. Здесь были люди всех возрастов – от подростков до почти древних старцев. Стариков в толпе было видно по тому, как окружающие образовывали вокруг них импровизированную живую стену, чтобы оттеснить напирающих. Традиция почитания старости тут была еще жива.
Некоторое время спустя, пока рикса полз в толчее, Дональд начал спрашивать себя, а есть ли тут вообще студенты. Немногие замечания, какие он ясно расслышал – ему не хотелось высовываться из повозки и привлекать к себе внимание своей европеоидной внешностью, – навели его на мысль, что это приезжие с других островов. Тогда правительственные заявления о полной поддержке генетической программы в народе небезосновательны, ведь на полутора милях, которые пока преодолел его рикса, скопилось, наверное, тысяч десять – двенадцать человек.
А еще он увидел рассеянных тут и там усталых и удрученных юношей и девушек, которые несли плакаты с лозунгами, и на всех до единого стояло имя Сугайгунтунга.
«Гм… идут в университет в надежде хоть одним глазком увидеть великого человека?»
Впереди улица упиралась в стену, ограждающую территорию университета: семифутовый барьер из чисто белого камня, украшенный стилизованными завитками и черточками ятакангской каллиграфии: здесь, как в Египте арабские письмена, ее широко использовали для украшения фризов на всех общественных зданиях. Выложенные водостойкой эмалью красного, синего, зеленого и белого цветов долговечные свидетельства величия Ятаканга и мудрости Солукарта преграждали путь любопытным.
У единственных, насколько он мог заметить, ворот стоял не только наряд полицейских в пропотевших формах и с расстегнутыми кобурами тазеров, но и отряд молодых людей с повязками в цветах национального флага – красного, синего и зеленого, – которые, похоже, успокаивали напирающих просителей, выстроившихся вдоль стены, толкающихся и увещевающих. Дональд напряг слух, чтобы разобрать хоть что-то в общем гаме, и ему показалось, он различил несколько связных фраз: «Имейте терпение… врачу в вашем поселке скажут, что делать… прилежно трудитесь и правильно питайтесь, иначе, что бы вы ни делали, ваши дети все равно не будут здоровыми…»
Дональд кивнул. Очевидно, на основании таких отговорок Дейрдре Ква-Луп и пришла к выводу о том, каковы будут последствия разочарования ятакангцев.
Риксе наконец удалось высадить его у ворот. Полицейскому, который подошел выяснить, кто он, Дональд предъявил свой паспорт и письмо Кетенга, дающее ему право на бесплатное обслуживание в университетской клинике. Документы полицейский читал медленно, потом призвал двух проходивших мимо молодых людей с повязками. С их помощью толпу ненадолго оттеснили от ворот, которые на мгновение открыли, чтобы пропустить Дональда за стену.
Через ворота он попал на вымощенную плиткой террасу, где его приветствовала девушка в саронге со складным зонтиком в руках. Дональд оглядел внутренний дворик с фонтаном и садом песка в середине – со всех сторон дворик окаймляли аркады с крышами-пагодами. Аркады шли под уклон так, чтобы на этой, ближней ко входу стороне двора крыши оказывались ниже уровня улицы, с которой он только что пришел. Из-под террасы слышалось бормотание голосов и шарканье множества ног. Насколько хватал глаз перед ним стояли, медленно шли или проталкивались вперед несколько сотен студентов.
– Добрый день, сэр, – сказала девушка, употребив шаблонное вежливое обращение, образованное от ятакангского корня со значением «старший».
– Здравствуйте, – ответил Дональд и, оглядев ее, заметил и у нее тоже нарукавную повязку. – Меня отправили сюда в клинику. – Он протянул письмо Кетенга.
– Я провожу вас, сэр, – сказала девушка. – Я сегодня Дежурная по сопровождению посетителей. Какая бы вам ни понадобилась информация, обращайтесь к тому, у кого вот такая повязка. – Слова она произнесла с натянутой жизнерадостной улыбкой, но в тоне звучала усталость. – Пожалуйста, пройдемте со мной.
Она повела его по короткой крутой лестнице к аркадам, а спустившись, открыла зонт. По всей видимости, он служил сигналом «посторонись»: Дональд увидел, как несколько студентов трогают товарищей за плечо, чтобы они отодвинулись и уступили дорогу.
Идти пришлось долго: в университет он попал через дальние ворота. Без провожатого он уже пять или шесть раз безнадежно бы потерялся. Они обошли более дюжины отдельно стоящих зданий, которые девушка называла, проходя мимо.
– Факультет азиатских языков… исторический факультет… факультет океанографии… факультет географии и геологии…
Дональд не обращал особого внимания. Много больше его интересовали встречающиеся им по пути молодые люди. Кетенг был прав, неохотно признал он. В отличие от любого американского университета, в каком ему доводилось бывать, здесь царила атмосфера почти лихорадочной деловитости. Даже те немногие студенты, которые праздно стояли без дела, говорили, как он мимоходом слышал, об учебе, а не о терках и не о том, как провести выходные.