«Жизнь меняется. И нет смысла надеяться на возрождение моего мира или мира Мэри. Но я ведь сполна получил удовольствие с Карен. Вероятно, есть еще шанс…»
– Подход, может быть, и другой, – сказала Мэри. – Но ведь факт остается фактом, правда?
– Возможно, конечно, – стесненно согласился он. – Но боюсь, было бы… э… некорректно называть это такими словами. Можно многих обидеть. Ведь правда?
– Ты начинаешь говорить, как мой отец, – бросила Мэри. Эта фраза вот уже двадцать лет служила прелюдией к ссоре. – И посмотри, куда его завели такие речи! Его вышвырнула кучка неблагодарных выскочек! Ну, дорогая, мы же не будем напрямую отвечать за Бенинский проект, понимаешь… Нашим работодателем будет американская компания, которая заключила с ними контракт.
– Терпеть не могу американцев. Я тебе тысячу раз это говорила. Вот увидишь, над тобой поставят какого-нибудь сопливого коричневоносого нахала вдвое моложе тебя, который станет настаивать, чтобы ты звал его боссом и кланялся всякий раз, когда он соизволит к тебе обратиться! Что ты делаешь?
Виктор аккуратно разорвал письмо на четыре части.
– Ну и какой тогда от этого толк, а? – сказал он, обращаясь не к жене, а в пространство. – На какой-нибудь вечеринке она неминуемо напьется и начнет обзывать премьер-министра или еще кого-нибудь коричневоносым, и что мне тогда делать? Вернуться сюда или куда-нибудь похуже, поэтому…
Он повернулся на каблуках.
– Куда ты идешь?
– Да заткнись же, ладно?
Она пожала плечами. У Виктора то и дело случаются эти приступы дурного настроения. На вечеринке у Ханнигэмов на прошлой неделе, например. Просто чудо, что Мэг Ханнингэм не дала ему пощечину. Но, как и всегда, он это переживет и, вероятно, уже завтра станет отрицать, что когда-либо говорил такое. И письмо он порвал только на четыре части, поэтому его еще можно прочесть, и утешительно знать, что по прошествии стольких лет глупые африканцы наконец сообразили, кто их кормит…
Услышав выстрел, она сперва не поверила, что он донесся из дома. Даже после, открыв дверь в кабинет Виктора и увидев, что его мозги забрызгали ковер из шкуры зебры, она в это не поверила.
С самого начала у них как будто возникла проблема, где поселить персонал, надзирающий за начальными стадиями Бенинского проекта, и эта проблема грозила затормозить всю работу. Если не возвести новый городок на окраине Порт-Мейя, задержка казалась неизбежной, пока кому-то не пришло в голову спросить Салманассар, а тот в своих необъятных базах данных выискал неожиданное решение. На продажу выставлен устаревший авианосец.
«ДжТ» утащила его на торгах из-под носа у Новой Зеландии, что в настоящее время стало предметом жарких дебатов в их парламенте. Однако, как решила команда Нормана, если он будет нужен им, скажем, через год, милости просим, могут его забрать. А тем временем авианосец не только символизировал тот факт, что проект двинется в глубь страны не раньше, чем через полгода, но и давал еще ряд преимуществ. Начальные работы в основном затрагивали ПРИМА и оборудование гавани Порт-Мейя: первый следовало расширить с учетом поставок такого количества сырья, какое сможет поглотить проект, а последнюю протралить, чтобы она могла принять даже самые крупные океанские суда.
После истории с авианосцем уважение, какое испытывал Норман к Салманассару, выросло на порядок. Он радовался всему, что ускоряло проект, стал почти одержим желанием увидеть его успех.
Он вышел на палубу авианосца, где сновали матросы, шумели улетающие и прибывающие грузовые и пассажирские вертолеты, поздоровался с Гидеоном Хорсфоллом, который поспешно вышел из одного такого, и оперся руками об обращенный к материку поручень. Дождя пока не было, но водяная взвесь в воздухе раздражала даже больше, чем ливневые потоки. От нее липла к телу одежда и чесался скальп.
Рассеянно потирая голову, он смотрел на Гвинейский залив. Мимо осторожно пробиралось в Порт-Мей каботажное судно, турбины взревывали каждые две секунды: ух… ух… ух… Высыпавшие на палубу темные фигуры кричали и махали авианосцу. Норман помахал в ответ.
С пятиминутным опозданием прибыл наконец вертолет из Аккры. Стоило ему приземлиться, Норман уже очутился у самой двери, чувствуя, как его снедает нетерпение: человек, которого он так дожидался, повернулся попрощаться с кем-то из пассажиров.
Но вот он наконец спрыгнул на палубу и протянул для пожатия руку.
– Рад тебя видеть, – сказал Норман. – Надолго же ты застрял!
– Меня не вини, – отозвался Чад Муллиган. – Вини сотрудников «ДжТ». Все, начиная с Проспера Рэнкина, похоже, сочли меня чудотворцем. Хотя, если быть честным, это отчасти моя вина. Я решил, что в Нью-Йорке базовую информацию изучать проще, чем здесь. Говорят, библиотеки в Африке не слишком хороши. – Оглядев палубу, он добавил: – Здорово, что такому антикварному ковчегу наконец нашлось практическое применение. Как он называется?
– Гм? А… Раньше он назывался «Уильям Митчелл», но нам велели сразу поменять название… – Норман хмыкнул. – Никто не смог придумать ничего лучшего, чем «Салманассар».
– И то, и другое – мужские имена, гм? В принципе я не против мужского шовинизма, но это уже принимает слишком большой размах. – Чад отер лоб, на котором пот заблестел, стоило ему выйти из кондиционированной кабины вертолета. – А как климат внизу?
– Чуть лучше. – Норман повернулся к ближайшему лифту. – Кстати, а кто те люди, с которыми ты разговаривал в вертолете? Лицо мужчины мне показалось знакомым.
– Ты, вероятно, видел их фотографии. Это молодая пара из Штатов, которых ты нанял. Направляются в глубь страны открывать новую школу. Фрэнк и Шийна Поттер.
Да, теперь вспомнил. Их заявка оказалась пограничным случаем, который прислали мне на окончательное утверждение – что-то, связанное с нелегальной беременностью. Но в остальном они целиком и полностью нам подходили, поэтому я сказал: рискнем, если понадобится, всегда сможем их потом вывезти.
– Да уж, такой живот трудно не заметить. Но они, кажется, очень любят друг друга, а это хороший признак. Кстати, а как продвигается набор?
– Бывших колониальных чиновников нужной квалификации оказалось меньше, чем мы ожидали. Или, может, их достаточно, просто я слишком жестко к ним подхожу. – Норман вошел за Чадом в лифт. – Помнится, в тот же день, когда я разбирался с делом Поттеров, мне прислали еще одно, которое я пока положил под сукно. Никак не могу принять решение.
– А в чем трудность?
Лифт остановился, и они ступили в нутро зверя. Норман задумчиво поскреб в бороде, рассматривая указатели, и двинулся налево по коридору.
– Заявление пришло из Парижа, – сказал он. – Не знаю, может, я слишком придираюсь, но… Ну, они брат и сестра, чьи родители оба были pieds-noirs, а алжирское наследство хорошей рекомендацией не назовешь.