— Я могу подтвердить это. Приленская — главная сутенерша. Когда?
— Сегодня.
— Но уже поздно.
— У нас иссякает срок задержания Приленской. Если мы не предъявим ей обвинение до полуночи, то будем вынуждены ее отпустить. Сами понимаете, что, выйдя на свободу, она тут же исчезнет и заметет все следы. Нам нужны основания для ее задержания, пока мы не нашли все учетные карточки и договора, подписанные женщинами и самой Приленской. Мы на машине. Доставим вас туда и обратно, можете не волноваться.
Настя задумалась. Победили ее решительный характер и убедительность майора. Если ждешь убийцу, то и сам Господь Бог покажется преступником, а так нельзя. Если Приленская арестована, то она обязана содействовать следствию и предоставить им все необходимые материалы и доказательства. Настя встала.
— Я готова, мы можем ехать. Вот только плащ возьму.
Они вышли в коридор, девушка сняла плащ с вешалки и открыла дверь. Через пару секунд она захлопнулась.
— Ну ты что? — спросил Метелкин, когда они вышли из укрытия.
— Ничего. Настя правильно поступила. Высунь мы нос наружу, нас тоже взяли бы как сутенеров.
— Надо ехать следом за ними.
— Так мы и сделаем.
Они вышли на площадку. Лифт не работал третий день, его, конечно, чинили, но через час Журавлев его ломал. Они хотели, чтобы убийца на шестой этаж поднимался и вниз спускался пешком, если хотел бы ускользнуть. А значит, неизбежно повстречал бы кучу свидетелей. Но только не сейчас. Шел двенадцатый час ночи, люди ложились спать. Сыщики отчетливо слышали гул Настиных каблуков, стучащих по ступенькам. Они спускались не торопясь. Журавлев и Метелкин последовали за ними, стараясь не создавать шума.
— Это не убийцы, — шептал Мелекин. — В квартире у них был отличный шанс. Упустили!
— Майор врет. Какая дура будет зачеркивать фотографию красным фломастером и писать слово «убрать!» Такие команды отдаются устно. Какой идиот станет умышленно оставлять против себя улики?
— Так, значит, они…
Внизу хлопнула дверь подъезда. Настины партнеры бросились следом, перескакивая через ступени.
Когда они выскочили во двор, от подъезда отъехал зеленый «уазик» с надписью на борту: «Милиция». Они ринулись к «жигулям» Журавлева. «Четверка» была припаркована метрах в десяти от подъезда.
Машина, как на зло, не заводилась. Вадим чертыхался, а «уазик» удалялся в сторону ворот по узкой проездной дорожке между гаражами и тротуаром.
— Давай, Дик! Давай… Упустим.
Машина завелась и тут же заглохла. Метелкин замолк. Произошло то, чего никто не ожидал: «уазику» преградил дорогу автобус. С разных сторон к фургону бросились выросшие из-под земли омоновцы с автоматами и в масках. Но водитель «уаза» не растерялся и начала подавать назад. Сделать разворот ему места не хватало.
Журавлеву удалось вновь запустить двигатель. Он отъехал от обочины и поставил машину поперек дороги. Фургон с разгона ударил по «четверке», смяв правую перегородку. Метелкин оказался блокированным в машине, но не пострадал. Журавлев выскочил, но его помощь никому не потребовалась.
С десяток вооруженных бойцов уже вытаскивали шофера в милицейской форме и его напарника из машины и, заламывая им руки, валили на землю. Настя вышла сама. Все произошло так быстро, что разложить действия каждого по полочкам невозможно.
И тут еще один сюрприз. Появился руководитель группы захвата с рацией в руке ив наглаженном мундире — сам майор Марецкий.
— Глянь-ка, Дик, Степа! Опять он нам дорожку перебегает.
Журавлев и Марецкий не были закадычными друзьями, но знали друг друга с детства. Учились в одном классе, потом заканчивали вместе юрфак, но дальше их пути разошлись. Вновь их столкнуло дело, когда еще Марецкий ходил в капитанах в одном из райотделов, а Дик, промышляя аферами, и не думал о частном сыске. С тех пор их дорожки очень часто пересекались.
К Насте они подошли одновременно. Марецкий спросил:
— С тобой все в порядке?
Журавлев открыл рот одновременно, но вопрос прозвучал иначе:
— Цела?
На оба вопроса Настя ответила:
— Работнички!
И этим было все сказано. Ее и впрямь могли убить или покалечить, пока она находилась в салоне.
— Привет, Дик, — холодно сказал Марецкий и подал старому приятелю руку. — Давно не виделись.
— А тебе не приходила в голову мысль, Степа, что Москва слишком маленький городишко и нам двоим в нем тесновато? Вечно мы друг другу на ноги наступаем.
Марецкий сделал вид, что ничего не слышал.
— И давно вы вышли на этих мужиков? — Майор кивнул на двух милиционеров в наручниках, которых обыскивали омоновцы.
— Нет. Сегодня.
— А Настю на живца выставили?
— А ты, Степа, что о них можешь сказать?
— Много. Придется нам всем ехать на Петровку и разбираться, кто и про что знает.
Журавлев вздохнул.
— Опять вынуждаешь к сотрудничеству?
Настя добавила:
— Наши условия, Степан, тебе известны. Сначала ты все нам выкладываешь, потом мы тебе.
— Ладно, сторгуемся.
— А как ты здесь оказался? — вдруг спросил Вадим.
— Хотели взять этих субчиков с поличным. Смотрю, они к Насте во двор приехали…
— А почему именно ко мне? — удивилась девушка.
А потому. Пусть здесь только одни молодые незамужние живут, но если дело пахнет керосином, то приехать могут только к тебе.
— Но они могли меня убить в квартире?
— Они не убивают. Они — поставщики палача и доставляют живой товар туда, где его умерщвляют. Обычно они оглушают женщин и выносят из дома. Но я решил, что слишком рискованно тащить тело целых шесть этажей вниз, учитывая, что лифт не работает. Боялся, они не смогут убедить тебя пойти с ними добровольно. Однако убедили.
— Да, Степа. Я девушка податливая. И все-то ты рассчитал.
— Что дальше, Степан Яковлевич? — спросил омоновец.
— В автобус и на Петровку. Их машину экспертам, они уже ждут. И помогите убрать с проезжей части «четверку».
Метелкин уже выкарабкался из машины через водительскую дверь.
— Привет, Степа! Как это тебя сюда занесло?
— Так же как нас сейчас занесет на Петровку, — ответила Настя.
Совещание в кабинете Марецкого проходило в новом составе. От профессионалов выступали тяжеловесы в лице майора Марецкого и следователя по особо важным делам подполковника юстиции Задориной. Со стороны сыщиков-частников выступали Журавлев, Метелкин и Настя Ковальская.
К удивлению Ксении, Марецкий выложил, можно сказать, посторонним все подробности дела. Она вообще со скептицизмом относилась к частному сыску и не понимала откровений коллеги, а потом, наконец, существует такое понятие, как тайна следствия.