Сержант падает животом вниз на груду ржавой трухи, взбивая рыжеватую пыль, хрипит. Я падаю рядом с ним сопелкой в ту же самую пыль, она живо забивает мне рот и нос. Чихаю, отхаркиваюсь. Шли бы все на хер, ребята. Что за день такой? Охренеть!.
Эхо от чьих-то шагов далеко разносится по металлическому нутру «Скадовска». Поднимаю рыло из ржави, вожу автоматом туда-сюда в общем направлении на звук шагов.
— А ну, не рыпайтесь! Я держу вас на мушке. Кто такие? Если бандиты, лучше убирайтесь отсюда, нас тут восемь стрелков, мы от вас мокрого места не оставим!
Врет парень. Юный, ломающийся голос, пацан, молокосос. Может быть, с пушкой в руках, и оттого — опасный молокосос. Со страху может начать пальбу. Слышно, как он боится. Голос у него не только ломается, но еще и дрожит.
Оп-па! Вижу тебя. Теперь мы на равных.
АКСУ поворачивается в сторону пацана, выдающего себя за восемь стрелков.
— Мы не бандиты, — говорю я как могу миролюбиво.
Настроение не то. Злость гложет. Малышева надо как-то подлечить, мать вашу. А тут еще этот козлотур…
Но если я сорвусь, лучше не будет никому. Либо он меня пристрелит, либо я его, причем в обоих случаях смысла в этих смертях будет ноль.
— Мы едва спаслись от бандитов. Со мной военсталкер сержант Малышев. Я сам…
И тут я сбился.
Едрить твою… А кто я? Орденский сталкер? Вот уж вряд ли. Просто сталкер-одиночка? Ну, может быть. Но я же еще на контракте, ребята, если кто не помнит. Поэтому продолжаю:
— …военсталкер Тим. Нам нужна помощь медика. Срочно.
Пауза. Парень, видно, прикидывает: может, пристрелить будет все-таки безопаснее? И мой АКСУ, надо думать, служит веским контраргументом в его внутренней дискуссии на этот счет.
— А чего ты без формы?
— Какой формы?! — начинаю закипать я.
— А такой! Ты ж военсталкер, обязан нашивки носить…
Что ему ответить? Что моему военсталкерству еще сутки не исполнились?
— Я военсталкер-проводник. У меня нет воинского звания, и форма мне не положена.
— А… — Похоже мое крайне незамысловатое объяснение его почему-то убедило. А может, человек живет под девизом «Меня обманывать несложно, я сам обманываться рад!»
Мнется там, сопит, не знает, как ему дальше с нами быть. Потом говорит:
— Я приветствую вас, уважаемые военсталкеры, на борту сталкерской базы. Вы можете здесь отдохнуть, получить горячую пишу и алкогольные напитки, сбыть хабар по приемлемым ценам и узнать свежие новости. По традиции вам положено сдать оружие.
— Вот уж болт.
— Но почему! Я гарантирую — вы получите его в целости и сохранности…
— Иди на хер. Тут безбашенные упыри из банды Репы на хвосте, а ты у меня ствол отнять хочешь. Опупел, пацан!
Вздыхает.
— Ладно… Для вас мы сделаем исключение. Только один раз.
— Спасибо. А теперь нам бы…
— Одну минуту. Вы должны дать мне честное военсталкерское слово, что не станете применять оружие на борту сухогруза «Скадовск», если на вас не будет совершено открытое нападение. Таков закон.
Чем открытое нападение отличается от закрытого? Ладно. Да хрен бы с ним. Видимость закона всяко лучше, чем полное его отсутствие.
— Мы с сержантом обещаем. Сухогруз все-таки, а не баржа…
— Только так! Сухогруз «Скадовск» — признанная официальная столица Затона. Относитесь к нашим обычаям с почтениям… А этот твой кореш почему ничего не сказал?
— Не может.
— А?
— Канает он. Доктор ему нужен. Ты слышал меня? Доктор! Иначе сдохнет парень.
— Тебе повезло. Потому врач у нас есть! Оставайся на месте, сейчас я приведу к тебе Пророка. Его так зовут.
— А ты сам кто такой? Назвался бы хоть… для приличия?
— Я вольный торговец Шпиндель. Делаю дела, устраиваю сделки…
Смотри-ка, первый раз в голосе у моего собеседника прорезалась солидность. Уважает себя человек. Молодец, приделе.
— Приятно познакомиться, Шпиндель. Не боись, эксцессов не будет… Не до эксцессов мне сейчас.
— Ну вот и отличненько, — и Шпиндель загрохотал по корабельной металлике куда-то в сторону кормы.
Сержант хрипит, головой мотает, а я потихоньку снимаю с него амуницию, открываю рану. Достаю из своего рюкзака аптечку — шмотник сержанта пришлось бросить еще на болоте. Может, врачу что-нибудь из моего лекарского припаса пригодится?
Пять минут прошло, никого. Лежу, думаю…
«Если оставшиеся бандюки придут сюда, за нами, хрена с два мы с сержантом сможем «держать позицию». Только сейчас они вряд ли сунутся. Мстить двум придуркам, у которых не пойми есть ли хабар, нет ли его, — слишком дорогое удовольствие. А бандюки — народ расчетливый. Они сейчас старательно обирают трупы своих и чужих, высматривают ценное барахлишко и кое-что, надо думать, уже нашли. Зачем им лезть под пули?»
Проверил, есть ли связь. Связи нету. Что ж, не врали в Ордене насчет связи в Зоне…
И до смерти обидно будет, если злой, колючий, но очень храбрый парень Малышев сейчас подохнет ни за хрен у меня на руках…
Наконец послышалось громыхание. Да такое, будто вольный торговец Шпиндель привел с собой целый взвод лекарей. Может, я его недооценил, и тут на самом деле прячутся восемь стрелков? А? И пацана вперед себя для отвода глаз послали…
Нет, ребята, Шпиндель притащил с собой только двоих. И какие, мамочка, не могу, это были двое!
Один — худой, жилистый. Скелет с мышцами. На голове — редкие кочки тонких, тусклых волос, какие растут, обыкновенно, из-под мышки, притом разбросаны они асимметрично. Левый глаз закрыт повязкой. Левая нога ступает криво. Притом координация движений у человека явно нарушена. Топает он — будто гвозди сапогами забивает, руками для равновесия машет, как мельница лопастями…
— Это доктор. И зовут его Пророк, — представляет мужика Шпиндель.
А я про себя думаю: «Хороший доктор… Как бы чем не заразил».
— Сталкер… Тим, — представился я.
И смотрю за спину им обоим. Н-да… Офигеть не встать.
Девка. Да какая! В синем аккуратном пиджачке и синей же юбочке, какие я видел только на фотографиях моей матери. Белая блузка, кружевной воротничок. И какой-то невообразимый, чудовищный бант на голове, словно старшеклассница вспомнила, что ей нравилось в детском саду и водрузила на башку малолеткин причиндал.
Или ее мамаша одевала? Как там с этим было в СССР? Я, ребята, не помню, потому что при СССР я до девок еще не дорос… Красивая. Стройная, выше среднего роста, кремовый загар.
Лицо… ухоженное. Лицо человека, питающегося вкусненьким, спящего крепко и помногу, следящего за здоровьем. Под бантом — длинные, по локоть, волосы соломенного цвета. Безукоризненно ослепительные. Словно тут не Зона, а Большой театр.