Отец взял одну свечу, поставил ее в зеленый стеклянный подсвечник и зажег. Эсмей тоже взяла свечу, зажгла ее от свечки отца и поставила рядом. Отец не проронил ни слова, она тоже. Так они стояли рядом и внимательно наблюдали, как ветерок колышет пламя свечей. Потом отец оторвал от ветки дерева несколько хвоинок и положил их сверху на пламя. Вверх поднялся голубой дымок. Эсмей вспомнила, что ей надо нагнуться, подобрать камешек и положить его в пламя свечи.
Они вернулись в машину. Окна теперь были открыты, и в лица им дуд свежий ветер. Отец продолжал молчать. Эсмей откинулась на сиденье, наслаждаясь всеми оттенками золотою и зеленого цветов. По обе стороны подъездной аллеи были рядами посажены вытянувшиеся вверх хвойные деревья. Аллея растянулась на целый километр. Справа раскинулись фруктовые сады, сейчас они уже отцвели. Кое-где на ветках она видела гроздья зеленых плодов… В дальней части сада уже должны созревать сливы. Слева тянулись поля для игры в поло, траву на них стригли специальным образом, так что появлялся перекрещивающийся узор.» Вот и сейчас кто-то работает в поле.
Ближе к дому буйно цвели клумбы. Машина обогнула дом и въехала на посыпанный гравием двор, который мог вместить отряд кавалерии. Когда-то в давние времена его так и использовали. Широкий портик, затененный виноградными лозами, их толщина у основания с хороший древесный ствол… Две ступеньки вверх к широкой двустворчатой двери» И вот она дома.
Но разве теперь это ее дом?
Ничто не изменилось… По крайней мере на первый взгляд. Вот ее комната, та же узкая белая кровать, полки, заставленные старыми книгами, на стеллаже для информационных кубов те же знакомые кубы. Старые ее вещи убрали, но кто-то уже уснет распаковать багаж. Эсмей знала, что найдет в каждом из ящиков. Она разделась и повесила форму на вешалку слева: ее заберут, почистят и повесят на правую сторону. А сейчас с правой стороны висели два костюма, не ее. Кто-то предлагал на выбор одежду для семейного: обеда. Ей пришлось признать, что на вид оба костюма выглядели куда как более комфортно, чем все, что ей удавалось купить на других планетах. Она прошла по знакомому вестибюлю в большую квадратную ванную комнату с двумя душевыми, кабинками и огромной ванной… После корабельных удобств все это казалось, огромным к слишком роскошным. Но один раз можно себе позволить… она повернула указатель на двери, остановила его на пометке «длительное купание в ванне» и улыбнулась. Он» обожала принимать долгие горячие ванны.
Когда она спустилась вниз, одетая в длинную кремового цвета тунику поверх мягких свободных коричневых брюк, ее уже ждали отец и мачеха. Мачеха, женщина от природы элегантная, одобрительно кивнула, и Эсмей, непонятно почему, очень рассердилась. Без сомнения, именно мачеха выбрала этот костюм и повесила его в шкаф… Эсмей захотелось тут же сорвать и сбросить с себя одежду… Но офицер Регулярной Космической службы не может позволить себе подобное поведение. Кроме того, за ней наблюдали сводные братья — сыновья мачехи и ее отца — и другие люди, входившие в этот момент в зал. Oна улыбнулась мачехе и пожала протянутую руку.
— Добра пожаловать домой, Эсмайя, — проговорила мачеха — Надеюсь, тебе понравится обед.
— Конечно понравится, — ответал за нее отец.
Обед проходил в неофициальной столовой, широкие окна смотрели на мощеный дворик с бассейном посредине.. Эсмей даже слышала сквозь гул голосов, как струятся воды фонтана и кто-то ходит по дворику.
Она собиралась сесть на свое обычное место, но кто-то уже сидел там, какой-нибудь двоюродный брат наверное. И отец провел ее во главу стола, усадив слева от папаши Стефана. Прабабушки за столом не было, она будет ждать Эсмей после обеда в своей гостиной.
— Ну вот и мы, — сказал отец.
Папаша Стефан состарился, похудел, кожа на лице обвисла. Но глаза оставались такими же острыми, рот таким же твердым, даже когда он улыбнулся ей.
— Твой отец говорит, что ты не забыла, как возлагать подношение в святилище по возвращении домой, — сказал он. — А помнишь, как надо благословлять пищу?
Эсмей зажмурилась. Уехав с Альтиплано, она с радостью и думать забыла о чистой и нечистой пище, благословениях и проклятиях, раз и навсегда отказалась от специального нижнего белья, которое, по правилам родной планеты, должна была непременно носить девушка из добропорядочного семейства. Она не ожидала, что ей окажут подобную честь… Честь и экзамен одновременно… И все это прекрасно понимают. Обычно только сыновья и сыновья сыновей благословляли пищу во время обеда, дочери и дочери дочерей испрашивали утренней милости на окончание ночного поста, а во время полуденной еды все молчали.
Она осмотрела стол: что там лежит на больших блюдах?.. От этого многое зависело… и еще больше удивилась, заметив пять блюд. Это значило, что в ее честь зарезали целого теленка.
Она никогда не слышала, чтобы женщина благословляла такую трапезу, но слова она, оказывается, помнила.
— Назад из тлена…— начала она и проговорила все до конца, запинаясь несколько раз в тех местах, где по тексту молитвы явно предполагалось, что произносить ее будет мужчина, и ей приходилось либо упоминать себя в мужском роде, либо на ходу менять слова. — От отца к сыну перешло это ко мне, и я посылаю это дальше…
Уже после первого года в подготовительной школе Флота она почти не думала о родной культуре, она и не замечала раньше, насколько ограничен их язык. Попав во Флот, она сначала была шокирована простотой отношений между полами, тем, что обращение «сэр» одинаково употребляли как при обращении к мужчине, так и при обращении к женщине. Во Флоте было два разных понятия для определения генных родителей и родителей-воспитателей, но не было понятий матери и отца. На Альтиплано не было термина «родители», и хотя все знали о современных методах воспроизведения потомства, вряд ли кто-нибудь пожелал бы к ним прибегнуть.
Она закончила благословение, все еще думая об этих несоответствиях, и папаша Стефан вздохнул. Эсмей посмотрела на него: глаза его блестели.
— Ты не забыла… у тебя всегда была прекрасная память. Эсмайя. — И он кивнул. Слуги подошли к столу. Большие блюда перенесли на буфеты, чтобы нарезать мясо, а на столе появились тарелки с супом.
Во Флоте кормили вполне прилично, но здесь была еда ее детства. Синяя тяжелая тарелка с пюреобразным маисовым супом, приправленным зелеными и красными листьями… Внутри у нее все сжалось от знакомых запахов. На ложке, которой она ела суп, был выгравирован семейный герб, ложка лежала в руке как влитая.
Вслед за супом подали первый салат, а к тому времени нарезали мясо и разложили его на синих с белым блюдах. Эсмей взяла три куска, немного желтых маленьких картофелин, которые всегда выращивали на семейном огороде, и полную ложку моркови. Стоило долго ждать, чтобы потом так вкусно поесть.
Вокруг нее тихо беседовали родственники, она их не слушала. Сейчас ее интересовала лишь еда. Она даже не давала себе осознать, как ей не хватало именно такой еды. Пышные воздушные булочки могли бы летать в небе вместо облаков… Масло в виде геральдических животных. Она помнит формочки для масла, они висели рядком на кухне. И булочки она помнит, им ни в коем случае не надо давать остывать, тогда они высыхают и становятся безвкусными. Еще их можно макать в свежее масло или в мед.