— Устал Шалва, — после непродолжительного молчания произнес Томах, хотя сказать хотел совсем другое.
— Заметно, — тихо согласился Богданов, тоже думая о другом. — Что будем делать? Временные прыжки грузов — это почище самих «зеркал»! Шалва еще не знает о находке груза на Земле. Может быть, и остальные пропажи скоро обнаружатся? Дадим ТФ-депешу на Историю, пусть поищут получше на планете. И везде один и тот же знак — «звезда»! Не только в дальнем космосе, но и на Земле! Понимаешь, чем это пахнет!
— Наблюдатель нас предупреждает, — пробормотал Томах. — Ты это хотел сказать? На кой ему это потребовалось? Не мог предупредить нас в открытую? Не хочет раскрывать координат своего дома? Чего ему бояться? И что означает его знак? Кто его ставил? Каким способом?
Богданов помолчал, наводя порядок на своем столе.
— Ты задаешь слишком много вопросов. Все наши загадки хорошо коррелируются между собой… кроме одной — смерти Василия. Не верю, что Наблюдателю была выгодна его смерть.
— Не торопись с выводами, — раздалось с порога.
Друзья оглянулись. Керри Йос задумчиво рассматривал их от двери. Подошел, неодобрительно покосился на стол Богданова, сел в ближайшее кресло.
— На одном из блоков Умника, с которым работал твой брат, тоже обнаружена «звезда Ромашина». Правда, медэксперты твердо уверены в его естественной смерти; насколько я их понял, у Василия резко возросло артериальное давление — следствие ускоренной работы мозга, — с которым не справилась система магистральных артерий, и почему-то не сработала система спинальных артерий. Отек мозга развился за минуту…
У Богданова резко вспухли желваки и сузились потемневшие глаза.
Керри посмотрел на него снизу вверх цепким взглядом, однако Богданов молчал.
— Над чем работал Василий, установить пока не удалось. Умник пытался «пошарить» в своей памяти, но едва не заработал синдром «общего склероза», по выражению кибернетиков. А в режиме «один на один» из наших спецов никто с ним не работал и не умеет, да и рискованное это занятие. Вот и все новости. Будут еще, сообщу.
— Спасибо, — сказал Богданов.
— Чего уж… Ваши соображения о действиях Наблюдателя? Зачем ему забрасывать грузы в прошлое? О технической стороне дела я и не говорю, она поставила в тупик даже ученых-теоретиков, важно разобраться в психологии.
— Наблюдателю не нравится, что мы все чаще и уверенней вмешиваемся в жизнь нашего звездного региона, — предположил Томах. — Не могу только понять почему.
— А я могу, — проговорил тихо Богданов. — Он хочет заставить нас почаще «оглядываться вперед», пока человечество еще не вышло из возраста капризного ребенка, вопреки воле воспитателей делающего то, чего делать не следует, а уже пытающегося диктовать свою волю. Вот Наблюдатель и предупреждает нас, что след капризного ребенка на клумбе с цветами — не лучшее, что он может оставить после себя.
— Просто, но образно. Не продолжай, мораль твоей тирады ясна даже мне, — с иронией обронил Томах. — И все же я бы на вашем месте не торопился с гипотезами. Мне лично действия Наблюдателя непонятны. И повозиться с его следами нам еще предстоит немало.
— Я и не говорил, что проблема решаема однозначно. Видимо, придется просить помощи у пограничников, оперативных групп в отделе не хватает. Я попробую просуммировать новые данные и дам их машинам типа Умника для анализа и поиска аналогий, а Слава займется поиском сведений по планетам Системы. Землю тоже перетряхнуть не мешало бы, надо обратиться в Институт истории Земли, в Академию наук — пусть помогут найти «звезды» и «зеркала» в документах архивов.
— Сделаю, — вздохнул Томах. — Что-то у меня после ваших обобщений фантазия разыгралась. Кажется, будто и за мной лично кто-то установил наблюдение.
— Кому ты нужен… — проворчал Керри Йос.
Они стояли на террасе, нависающей над морем. Внизу, метрах в десяти, грохотал прибой, и брызги порой залетали на террасу, заставляя людей отворачиваться.
— Резерва у меня нет, — сказал Керри Йос, запахивая куртку. — Вы же знаете, почти все линейные отделы до сих пор заняты ликвидацией последствий аварии на космотроне, а пограничники сейчас рыщут в приграничных зонах в поисках следов Наблюдателя. К тому же ВКС наконец определил сроки строительства зоны солнечных конденсаторов на орбите Меркурия. Строительство начнется в середине января, и спасателям хватит возни на долгие годы. Так что придется обходиться силами отдела. Тревогу по управлению давать преждевременно. Нет причин… пока.
— Плохо, — сказал Богданов.
Порыв ветра принес соленую водяную пыль и рассеял по террасе, которая сразу стала скользкой и мокрой, как после дождя.
Из-за плотной стены кустарника, отгородившей террасу от комплекса зданий грузового метро, слышалось рычание транспортных платформ, лязг металла, гулы и свисты механизмов, обслуживающих метро. Кусты шевельнулись, и на площадку вышел невысокий, худощавый, загорелый до медного свечения Януш Микульский, безопасник из отделения Томаха.
— Нас ждут, — сказал он коротко, попятившись от очередной порции брызг. Океан разыгрался не на шутку, по небу неслись низкие хмурые облака, сливаясь в одну сплошную черно-серую пелену.
— Смилуйся, государыня рыбка! — взвыл вдруг не своим голосом Томах, протянув руки к океану. — Пуще прежнего старуха вздурилась, не дает старику мне резерва…
— Что это с тобой? — осведомился Керри Йос неприятным голосом.
— Это не с ним, — улыбнулся Богданов. — Это Пушкин, «Сказка о рыбаке и рыбке».
Начальник отдела несколько мгновений смотрел на Станислава, потом, не оглядываясь, пошел на звуки напряженной человеческой деятельности, исчез за кустами.
— Нашел когда шутить, — укоризненно сказал Богданов.
— Ничего не сказала рыбка, лишь хвостом по воде плеснула… Виноват я, что ли, что Пушкин не учел его настроения?
Станция метро чем-то напоминала крупный аэропорт столетней давности. Собственно, она и сама была портом — в том смысле, что служила людям узлом коммуникаций, промежуточным звеном в колоссальной системе транспортных линий, достигших десятков звезд и более двух сотен больших и малых планет.
Здание метро представляло собой половину шара, опиравшуюся вершиной на землю и торцом смотревшую в небо. В нижней части полушария зияло отверстие для приема транспорта любого типа, широкий пандус позволял доставлять к стартовой камере любые грузы, вплоть до десантных модулей и коггов. Отверстие и пандус были забраны решеткой защиты, а все полушарие станции охватывала сложная паутина силовых отражателей, гасящих ударную волну при неудачных пусках. Диаметр торца полушария достигал километра, высота станции превышала четыреста метров.
Рядом с основным зданием располагались куб энергостанции, два купола технических служб и управления, параллелепипеды складов, невысокий косой парус пассажирской линии метро и сотканный из световой вуали канал орбитального лифта, по которому грузы с приземельных заводов доставлялись из космоса на Землю, к метро. Во избежание столкновений с транспортными трассами атмосферы канал лифта делался видимым даже днем, и он вонзался в небо исполинским копьем, похожим издали на след стартовавшего древнего звездолета, как его рисовали старинные художники.