— Осторожно, — предупредила одержимая сверху. — Мы почти на дне. Еще десять ступенек.
Свечение усилилось, и Джеральд рискнул глянуть вниз. У подножия лестницы тускло поблескивала запотевшая от холода металлическая решетка. Джеральд ступил на нес, обхватив себя за плечи и дрожа. Наверху что-то металлически залязгало.
Одержимая спрыгнула наземь с третьей перекладины и деловито улыбнулась Скиббоу.
— Стой смирно, — приказала она и положила ему ладони на виски, накрыв пальцами уши.
От ее прикосновения Джеральда затрясло. Руки одержимой светились. Вот оно. Сейчас придет боль. Потом он услышит безумный шепот из бездны, и кто-то из них вольется в его тело, как в сосуд. И тогда погибнет всякая надежда. «Я могу и отказаться, и пусть ее пытка убьет меня. Все лучше, чем…»
Рыжая отняла гаснущие руки.
— Кажется, сойдет. Я вывела из строя допросные нанозонды. Врачи и полиция могли бы с их помощью видеть, где мы и что делаем, а потом тебя усыпить.
— Что? — Скиббоу осторожно пощупал затылок. Вроде бы череп цел… — И все?
— Да. Неплохо получилось, да? — Одержимая поманила его. — Тут люк, он ведет в ремонтные туннели. Замок механический, так что процессоры на меня не среагируют.
— И что потом? — мрачно спросил он.
— Потом вывезем тебя с Гайаны и отправим на Валиск искать Мэри, конечно. А ты что думал, Джеральд?
Женщина легко подняла крышку люка. За ней открывался низкий — едва метр высотой — темный проход.
Скиббоу готов был разрыдаться. В голове было пусто и жарко, и очень тяжело думать связно.
— Почему? Зачем вам это делать? Вы со мной играете?
— Нет, конечно, Джеральд. Я не меньше тебя хочу вернуть Мэри. Она — это все, что у нас осталось. Ты же знаешь. Ты видел, что случилось на ферме.
Колени его подкосились. Он вглядывался в плоское скуластое лицо под рыжей гривой, пытаясь понять хоть что-нибудь.
— Но почему? Зачем вам это?
— Господи, Джеральд, милый, прости. Это тело Поу Мок. Мне слишком тяжело поддерживать собственный облик, особенно когда я трачу столько сил, сколько наверху.
Джеральд тупо взирал, как темнеют медные волосы, как черты лица переливаются в новое обличье. Нет, не новое. Старое. Знакомое уже двадцать лет.
— Лорен, — прошептал он.