— Приделанных под Кетой и Ламеном прибавилось, — заметил Кай. — Внешне и не отличишь от обычного человека. Можно и кровь не пускать. Думаю, что собирают они под себя воинов.
— И как же они их выводят из города? — почти зарычал стражник. — Крылья им лепят? Или жабры? Все туварсинские корабли в порту на цепях! Ворота на ночь на цепи замыкаются! Как?
— Обдумать надо, — пожал плечами Кай.
— Вот и обдумай. — Начальник стражи подозвал старшину дозора, сдернул с шеи того медный ярлык с вычеканенным желтым рогом, бросил его Каю. — Держи, парень. К Алпе с этой пластиной тебя без монеты пропустят. Толку не будет, правда, но все равно. А так-то постарайся. Понял?
— Понял, — кивнул Кай.
— И девку свою под стрелы не подставляй больше, — буркнул начальник стражи и развернулся, пошел прочь, вычеканивая по туварсинской брусчатке щегольскими сапогами тяжелый шаг. Нет, сдал начальник стражи за год, определенно сдал.
— А ведь это единственный способ, — вымолвила подошедшая Каттими.
— Ты о чем сейчас? — спросил тот, хотя понял сразу.
— Под стрелы меня подставить, — объяснила Каттими. — Иначе провозимся здесь до весны.
— А я бы задался вопросом, почему целились в тебя, — отрезал Кай.
— Это ясно, — притворно вздохнула девчонка. — Ты ж колдунью ищешь? Вот она и пытается порчу на меня навести. Избавиться от соперницы хочет.
— А серьезнее? — нахмурился Кай.
— Серьезнее? — задумалась Каттими. — Куда уж серьезнее. Отец говорил мне, что умный вор крадет самое ценное. Умный враг бьет в сердце. Выходит, что я — твое сердце.
— Может быть, — неожиданно согласился Кай. — Так что, сердце мое, стучи осторожно и с оглядкой. И чтобы без перебоев.
— Буду стараться, — серьезно ответила Каттими. — В какую сторону прикажешь стучать теперь?
— К колдунье пойдем, — нацепил на шею ярлык Кай. — Когда не знаешь, что делать, делай то, что можешь. Только держись, девка, передо мной. Понятно?
— Ерунду сказал этот начальник стражи, — буркнула, обернувшись через десяток шагов, Каттими. — Может быть, в сравнении с этим самым небом те огонечки, на которые колдуны смахивают, и в самом деле мелочь неразличимая. Но колдовство-то колдовству рознь — которое светит, которое молвит, которое запахом окутывает, которое глаза открывает, которое веки смежит. Если так сравнивать, то и ты, охотник, против серьезной твари пустотной не лихой боец, а удачник. Да и лавина тати затопчет тебя, как ни брыкайся. Однако силы это твоей не умаляет. Ведь так? Или не колдовство твое внутреннее заставило тебя плошкой дубовой меня прикрыть?
— Ты это… — Что-то показалось важным в словах Каттими Каю, только вот что? — Ты иди знай да меньше болтай. Прислушивайся. Уж не знаю, о каком ты колдовстве говоришь, но плошки дубовой у меня в руках больше нет. Только собственная спина…
Странным было это ощущение нависшей опасности. Словно по лесу идешь, но боишься не неведомого зверья, а деревьев. Каждое может выстрелить в сердце острый сук, хлестануть по глазам ветвью, осыпать ядовитыми шишками, подсечь корнями, придавить стволом. Шелест, легкий шелест листвы смертельным кажется. И запах кажется смертельным. Запах… Что там говорила о запахе Каттими? Когда после колдовства над Нахханом выскочил Кай в темноту ночной Туварсы, никаких следов не удалось отыскать, но запах был. Едва уловимый, почти неразличимый, но был. Знакомый, знакомый запах. Где же он чувствовал похожее? В Намеше? В Кете? В Ламене?
— Смотри!
Каттими восхищенно остановилась в устье очередного переулка. Улица напротив, огородившись мраморными перилами, обрывалась в пропасть, и на другой ее стороне вздымал розовые стены на черной скале замок урая клана Рога — клана Сурны. Правее, за изящным изгибом каменного моста, разбивался веером брызг, окутывался туманом водопад Туварсинки.
Кай придержал девчонку за плечо, оглянулся, сделал шаг вперед. Дома вдоль ущелья, в котором скрывалась река, прежде чем через лигу вынести холодные струи в волны моря Ватар, высились на четыре-пять этажей, мраморные колонны всех цветов на каждом были отполированы до блеска, особенно на противоположном берегу, под замковой скалой, но былого великолепия не было. Ни шатров затейников, ни прогуливающихся по набережной разряженных туварсинок, ни разукрашенных лентами и шнурами стражников. Вместо них у перил виднелись редкие нищие.
— Осторожно, — предупредил Кай. — Каждый из этих молодцов может оказаться убийцей.
— Спасибо, что предупредил, — поджата губы Каттими. — Не пожалел еще, что взял меня с собой? Который дом Алпы? Что за стена на этой стороне ближе к водопаду?
— Сколько вопросов… — Кай огляделся, опасность по-прежнему была где-то рядом, хотя слегка отдалилась, выжидала. — Что взял — не пожалел пока, но могу и пожалеть, а не хотелось бы. Дом Алпы как раз напротив моста. Из розового мрамора. А стена отделяет бедные кварталы. Они здесь расположены вдоль под обрывом. Считай, что полосой в четверть лиги тянутся только улочки бедноты, хотя беднота Туварсы относительна. Кое-кто из здешних бедняков в той же Гиене или Намеше считался бы зажиточным горожанином. Тем более что за этой же стеной, поближе к собственным цехам, живут и мастера шелка, и винодельцы, и горшечники, и резчики по мрамору.
— И все-таки отгораживаться стеной… — покачала головой Каттими.
— Эта стена от грязи, — объяснил Кай. — Мастерских за стеной немало, тесно. Куда грязь девать? Под водопадом на краю ущелья устроены помосты, оттуда грязь сбрасывается в реку. Но обязательно или в мешках, или в старых бочках, которые тоже должны быть затянуты в мешки. Река выносит все это дело далеко в море, так что и город чистый, и пляжи, которые в былые времена привлекали сюда знать со всего Текана, остаются белыми.
— Подожди, — задумалась Каттими. — А если и пропавших вот так же? В бочках?
— Брось, — отмахнулся Кай. — Здесь высота в сотню локтей, да и после пороги. Чтобы бочка упала, не размолотив внутри человека, ее нужно откатить на половину лиги ближе к морю. Да и тогда не завидую я тому смельчаку, что окажется в ней. Дальше-то что? Река выносит добычу далеко в море, за рифы, а на глубине здесь чего только не водится — и морские змеи, и акулы, и прочая пакость… Если кто-то так делает, то он забавляется, скорее всего. А всех пропавших в Туварсе следует прибавить ко всем убитым.
— Ладно. — Каттими с тревогой огляделась. — О чем хочешь спросить Алпу? И как будешь зарабатывать десять золотых?
— На Алпу хочу для начала посмотреть, — нахмурился Кай. — А десять золотых поможешь заработать ты.
— Это как же? — округлила глаза Каттими. — Все-таки хочешь меня приманкой сделать?
— Не хочу, — признался Кай. — Но ты уже сама ею сделалась. Знать бы еще почему…
У дверей дома Алпы, который Кай сразу же назвал про себя дворцом, стоял дозор стражи. Крепкие туварсинцы двинулись навстречу поднимающейся по мраморным ступеням парочке, но, разглядев ярлык на груди Кая, остановились. И все же, прежде чем пропустить просителей к колдунье, отправили к ней гонца. Тот, вернувшись на подкашивающихся ногах, потребовал заплетающимся языком, чтобы незнакомцы или сдали оружие, или отправлялись к колдунье вместе со стражниками — не менее двух дозорных на каждого просителя. Кай с неудовольствием оглядел встревоженные лица туварсинцев и предложил идти всей толпой. Но с ними пошли четверо.