Непростой человек. Средних лет, аккуратно стриженный, с жесткими чертами. Пожалуй, слишком полный, чтобы можно было назвать его «спортивным», но что-то такое присутствует.
По лицу его текут слезы, но он улыбается – странной, блаженной улыбкой того, кому открылась истина. Какая истина открывается в состоянии исступления – один Бог знает. Лично мне даже знать этого не хочется… Но вот в глазах его появляется некоторая осмысленность – бумажка дотлела почти до пальцев. Человек вяло бросает «окурок». Медленно поворачивает голову в мою сторону.
– А… – сказал он дрогнувшим голосом. – И ты здесь…
За кого он меня принял? Не знаю. Уже привык к таким поворотам, так что даже не обращаю внимания.
– Тоже стресс снимаешь… – хихикнул человек.
– Что-то в этом роде, – осторожно сказал я. – А зачем вы это делаете?
Человек покачал головой и взял с пола мятый листок – страничку, вырванную из книги – только теперь я увидел, что рядом лежит целая стопка таких листков. Его пальцы сами собой стали скручивать листок в трубку – так делают дети, когда играют в «курильщиков».
– Почему курю? По-другому не действует. Слабая хрень, из меня так просто слезу не вышибешь… Не сентиментальный я человек…
Незнакомец хмыкнул, уронил «самокрутку», принялся нашаривать ее рядом с собой. В мою сторону даже не смотрел.
– Нет, зачем вам все это? Зачем вы пришли в «Омут»?
Он посмотрел на меня быстрым, нервным взглядом, и на миг я ощутил, какая между нами пропасть. Как между травоядным и хищником.
Уже забытое и очень неприятное ощущение. Я вдруг почувствовал острую радость, что так удачно попал в Клан, так надежно укрылся от безжалостного мира сильных.
– Да все уже перепробовал, – вяло сказал человек, глядя на «самокрутку». – Но наркота – это не то. А вот эта штука – настоящий кайф. Никогда бы не подумал. И не дай бог кому из знакомых узнать, чем я тут занимаюсь. Я всегда считал, что бабло, власть – это все. Что в них – и смысл, и удовольствие. Теперь они у меня есть, даже в избытке. Знаешь, какое это чувство – будто тебя развели, кинули, оставив с деньгами и властью и забрав что-то более ценное? И никому ж не признаешься – просто не поймут, сочтут за идиота. Надо улыбаться, казаться довольным жизнью, поплевывать на всех свысока. И в тайне завидовать убогим, у которых есть что-то такое…
Человек тихо рассмеялся. Недобрый такой смех. И все эти откровения – просто следствия очередной дозы таинственной и страшной субстанции, собранной с человеческих душ странными алхимическими машинами. «Не верь ему, – повторял я сам себе, – не верь! Он сильный, он – чужак!»
– А как это сладко – ощутить себя ничтожеством, м-м… – человек даже глаза закатил от удовольствия. – Чтобы понять, надо сначала достигнуть всего. И не просто достигнуть – вот этими вот руками вырвать у других, а если не отдают – ими же и придушить… Когда каждую минуту внушаешь себе: «Я сильнее всех, я непобедим!», то начинаешь в это слишком сильно верить. И многое при этом теряешь – только понимаешь слишком поздно… Ты, я вижу, тоже крутой парень…
Я вздрогнул. Крутым парнем меня еще никто не называл. Неудивительно, что первым это сделал обкурившийся до истерики наркоман.
Я неопределенно скривился. Наверное, так и делают крутые парни.
– Значит, ты меня понимаешь… – улыбнулся человек. – Впервые здесь?
– Да, – сказал я.
– О, значит, у тебя все впереди… Даже завидую. Чуть-чуть, хе-хе… Некоторые ударяются в мазохизм, избивают друг друга плетками или что-то в этом роде… В общем, направление верное – только малоэффективное. Жалость – это что-то совсем другое. Что-то из детства. Совершенно дикое чувство, я уже и забыл, когда в последний раз жалел самого себя.
«А когда в своей жизни ты жалел кого-нибудь другого?!» – захотелось вдруг крикнуть.
Конечно же, я молчал и продолжал слушать. Нужно разобраться: кто этот чужак, и какие опасности он несет Клану? Пока что я пребывал в полнейшем недоумении: неужто тысячелетнему существованию нашего тайного сообщества угрожает один-единственный, подсевший на жижу придурок?! Пусть даже он богат и влиятелен, но все же… Конечно, не мне делать выводы – есть, Владыка, есть Держатели. Даже Хиляк понимает во всем этом на порядок больше, чем я.
Но меня стала беспокоить какая-то смутная догадка… Однако словоохотливый чужак не давал сосредоточиться.
– Хорошо, что приятель посоветовал это место, – блаженно улыбаясь, говорил он. – И хорошо, что не стал вдаваться в подробности – я бы просто не поверил. Какой это кайф – ощутить себя раздавленной кучей дерьма, конченным неудачником, рыдать от жалости к себе, как самое последнее чмо… Ты понимаешь, меня, братан?
– Даже не представляете, как хорошо понимаю, – тихо сказал я.
– Бра-ат, – захихикал чужак и сунул мне в руки одну из этих жутковатых бумажек. – Держи, угощаю… Но-но! Даже не думай отказываться! Я такое не прощаю…
Я с ужасом понял, что не смогу отказаться – этот анимал даже под действием жижи бесконечно сильнее меня. Перед носом заскрипело колесико золотой зажигалки. Непослушными пальцами я пытался соорудить самокрутку.
– На! – заливаясь пьяным смехом, чужак сунул мне в рот собственную «папиросину». Или как это называется у торчков – «косяк»? Извлек, наконец, из зажигалки пламя и подпалил бумагу.
Тихое потрескивание, дым перед лицом… Я не затягивался, всеми силами имитируя курение. Но и того, дыма, что пролез в ноздри, хватило, чтоб меня вдруг скрутило…
СОВЕРШЕННО
БЕСКОНЕЧНОЕ
ОТЧАЯНИЕ
Я отбросил в сторону проклятую «папиросу» и равнодушно наблюдал, как бьется на полу совершенно незнакомый, странный, неприятный мне человек. Как захлебывается слезами и соплями эта «сильная личность», привыкшая подчинять, подавлять, втаптывать в грязь.
Мне абсолютно плевать на него. Во всем мире остался лишь я один – и никому нет до меня дела. Никто не может разделить со мной ужас этого одиночества и просто пожалеть меня, подставить чертову жилетку, обнять, погладить по голове.
Понять…
Я не думал, что человек способен выплакать столько слез. Мокрым было лицо, руки, даже воротник куртки. В какой-то момент прояснения сознания у меня хватило сил дотянуться до сумки и достать куклу…
– Ты с ума сошел! – возопил Клоун. – Быстро уходим отсюда!
Это было очень странно: Клоун буквально вздернул меня за руку и потащил сквозь мешочные портьеры прочь, к выходу. Мой плач перешел в истерический смех: еще бы – меня волочет за собой тряпичная кукла! Я перепрыгивал через людей, спотыкался, наступал на них – но все были слишком заняты собственными переживаниями.
Только знакомая девушка, увидев меня, схватила за рукав, прошептав беззвучное: «Почему?» Я только дико расхохотался в ответ.
Господи, как же мне стыдно…