— Другое дело, — подобрел бригадир. — Вот смотри, видишь колечки с камушками? Мне нравится, когда камушки зеленые и синие. И побольше.
— Зачем тебе камушки? — с неподдельным любопытством спросил Макс. — Кому они теперь нужны?
— Не твоего ума дело, — отрезал бригадир. — Жрать хочешь? Гражданство побыстрей получить хочешь? Ищи такие камни и неси мне. Тогда все у тебя будет, что мужику надо. Даже бабенку тебе хоть сегодня подгоню. А будешь много болтать…
— Господин бригадир! — Какая-то женщина неопределенного возраста в лохмотьях, очевидно бывших раньше деловым костюмом, вышла из подъезда. Едва ковыляя и переваливаясь с ноги на ногу, она несла небольшой тряпичный мешок. — Кажется, я нашла то, что вам нравится!
— Господи-и-ин бригадир! — заканючил лохматый парень в окне. — Вы мне первому обещали подойти!
— Ну всё, некогда мне, — заторопился бригадир. — Если пригодную еду найдете, можете хавать, а вот прикарманивать вещи — не советую. Можно по морде за такое схлопотать. И гражданство получить станет трудней.
— Добрый какой, — проворчал Макс по дороге к указанному дому. — Разрешил съесть, что найдем. Ты по-прежнему веришь, что мы просто чего-то немножко недопонимаем, да?
— Как-то всё неправильно здесь, — вздохнул Егор. — Что это за работа такая, квартиры обносить? Где организация нового общества? Что это за форма подачи информации: «отец Прокопий зайдет»? Почему грабеж спящих считается честным и демократическим вариантом обогащения? Где губернатор, наконец? И все его правительство?
— А тебе мало? Тебя ж высокое начальство вон в царских палатах принимало.
— Укуренный координатор и банда охранников — всё, что мы видели. Почему они считают, что большинство людей погибло?
— Это как раз легко объяснимо, — ответил Макс. — Если хозяева квартир мертвы, у них можно забирать барахло без лишних затей. Самим новым властям эти отговорки, конечно, не нужны, зато всяким дуракам вроде тебя надо объяснить, что всё, мол, законно и очень даже демократично. Вот увидишь: если даже кто-то из «мертвецов» проснется и воспрепятствует «сбору ресурсов» в своей квартире, ему быстро объяснят, что прав он больше никаких не имеет. Раньше надо было просыпаться. Кто первым встал — того и тапки.
— Ну да, — согласился Егор, — а потом он все равно вольется в такую же бригаду и будет грабить уже для себя. Потому, что все так делают.
— Я только одного не понял, — сказал Макс. — Вот нагребут они все эти горы барахла, а дальше-то что? Будут сидеть на своих кучах и хвастать, у кого выше?
— Раз объявлено о волшебной силе рынка, значит, надеются, что это всё можно будет продавать и покупать, — предположил Егор. — А дальше… Ты же слышал, что считает главной целью господин координатор? Бухать и курить до конца жизни в мягком кресле — вот что нужно венцу развития тысяч поколений хомо сапиенса. А что, тебе не нравится такая чудесная перспектива?
— Так поскромничал же наш гомо цапус, — саркастически сказал Макс. — Про жратву и баб забыл.
— Про баб не забыл. А в целом ты молодец, далеко пойдешь, — усмехнулся Егор. — Ну что, давай внесем свой вклад в личное обогащение. Чтоб потом всю жизнь с бутылкой, куревом и бабами в креслах сидеть. Тьфу ты! Как, оказывается, просто оскотиниться!
— Откуда начнем?..
За пару часов они сумели вскрыть двери в квартирах на первом этаже и вынести на улицу все сохранившиеся съестные запасы, инструменты и постельные принадлежности. Оказалось, в общем-то, не так и много, но появившийся ненадолго бригадир одобрительно покивал головой и велел продолжать в том же духе. С крыши соседнего дома вниз равнодушно посматривали двое охранников с ружьями. Судя по тому, что иногда точно так же они лениво перемещались на другую сторону крыши, в соседнем дворе тоже кипела работа.
Практически в каждой квартире они находили отлично сохранившиеся тела. Они сидели и лежали в самых разнообразных позах там, где застало их явление, и походили на бесконечный музей восковых фигур. Теперь, когда приходилось смотреть на них практически вплотную, Егор подрастерял уверенность в своих первоначальных выводах. Покрытые слоем пыли, застывшие тела мало походили на готовых проснуться людей. На некоторых кожа шелушилась, и тело больше походило на высушенную рыбу, чем на человека. При этом, правда, эластичности тело не теряло. Егор убедился в этом, пока Макс выходил на улицу: попробовал согнуть в локте руку сидевшей на диване перед запыленным телевизором женщины. Рука послушно согнулась. Егор вздрогнул и отошел в сторону. Где-то в глубине души он ждал чуда, думал, что хозяйка квартиры, чей покой он нарушил, проснется… Но чуда не случилось — женщина продолжала сидеть с согнутой в локте рукой, лежащей на животе, и больше всего напоминала в этот момент втиснутый в кресло манекен.
— В тетрис играешь? — съязвил неслышно подошедший Макс. — Все еще сомневаешься?
— Не знаю, что и думать, — сказал Егор, поворачиваясь к приятелю. — Ни пульса, ни… ничего. Но ведь и не мертвые они — не разлагаются… Чтобы удостовериться, надо за кем-нибудь понаблюдать. Лучше всего за таким, который совсем безжизненно выглядит. И если однажды он проснется…
— Нет никакого «если однажды», — оборвал его Макс. — Надо решать сегодня: мы остаемся с этой новой властью строить… этот… как его… Уралобург, или как-то пытаемся сами организоваться? В частностях мне ситуация, конечно, не нравится, но общее направление у них правильное: запасов уже, поди, нагребли на несколько месяцев впрок. А мы пока туда-сюда ходим… всё проходим, как та стрекоза.
— Ты готов жить вот так? — Егор показал пальцем в окно, за которым кто-то снова заорал счастливым голосом, зовя бригадира.
— А что, это противоречит твоей тонкой натуре? — усмехнулся Макс. — Люди жрать хотят. Им плевать на то, как это выглядит с точки зрения еще не успевшего как следует оголодать эстета в кирзовых сапогах.
— Эстетство здесь ни при чем, мистер баран, — спокойно парировал Егор. — То, как это общество организовано, наводит на печальные мысли.
— И на какие же мысли это наводит того, у кого, кроме мыслей, больше и нет ни фига?
— Я же сказал: на печальные. Эти люди живут сиюминутными целями. Все поставлено так, чтобы потакать самым худшим сторонам человеческой натуры. Да, какое-то время это будет работать, но общество, где личное объявлено более важным, чем общественное — обречено. И тут дело не в том, что коммунизм рулит, нет. Здесь все совсем иначе. Слышал, как они про женщин рассуждают? Кроме того, мне очень не понравились недомолвки про ночной город.
— Что не понравилось? Чего ты панику развел? Как будто мы не ночевали в этом же самом городе, — отмахнулся Макс, собирая в охапку целую груду курток, плащей и пальто.
— Вряд ли нас стали бы пугать обычными собаками, — терпеливо пояснил Егор. — Мне кажется, они знают что-то такое, чего мы еще не знаем. И хорошо бы выяснить, что именно.
— Вот и хватит болтать! — бодро сказал Макс и потащил добычу на улицу…