— Ученость и ум — разные вещи, — заметил Ник. — Да, это она посоветовала мне уйти, и я не стал возражать, а тут работу предложили.
— Зарплата какая?
— Сто двадцать тысяч да на испытательном сроке! Обещали повысить.
Алексанян вскинул брови, присвистнул и вцепился в руль:
— Кажется, тронулись! Ненадолго, думаю. Вечно пробки, и лучше не будет. Ты спроси, может, им философ нужен, а то что-то меня зарплата не устраивает. И Опа — тоже. Хотя кому сейчас нужна философия…
— Не нуди, — попросил Ник.
— Я не нудю. Просто я — реалист.
Алексанян свернул с Кутузовского во дворы. Мимо музея-панорамы «Бородинская битва», мимо церкви, направо к заводу, налево… Бесполезно — все дороги забиты автомобилями.
— Ну я же говорил, — вздохнул Артур. — И тут пробки.
— Наверное, родительское собрание. — Ник завозился с ремнем безопасности. — Гимназия же, родители пешком не ходят, даже детей водители возят, няньки и бонны… А ты куда?
Алексанян снял с магнитолы «морду», убрал ее в бардачок и заглушил машину.
— Провожу тебя до дома. Судьба — не дура, я всегда говорил. Если ты из теракта без царапинки выбрался, значит, жди неприятностей. Пойдем уже.
Припарковались у соседнего дома, на тротуаре. Ник прикурил очередную сигарету, сунул руки в карманы и зашагал рядом с Алексаняном, петляя меж автомобилями.
Все окна школы, стоящей напротив дома Ника, светились — родители желали знать об успехах и проступках своих чад. Несколько раз в год Ник ненавидел родную гимназию — во время последнего звонка и выпускного бала, когда машины заполоняли двор и из спортзала по всему району разносилась музыка, а нетрезвые школьники, сбежав от учителей, громили детские площадки. И конечно же когда человек сто двадцать подростков в три часа утра шли на кораблик кататься.
Свернули к третьему подъезду. На лавочке сосед с седьмого этажа, мелкий и хлипкий вэдэвэшник (как он сам говорил) Гриша, бухал с корешами.
Это было нормальное для Гриши повседневное занятие — прикладное пьянство. Однажды он на спор с другом полночи бил о голову бутылки. Пластиковые. Из-под пива. А в другой раз на него сожительница из окна фикус скинула. Гриша увернулся, но был настолько под градусом, что потом ползал, осколки горшка собирал и пытался несчастный цветок реанимировать…
Три головы в кепках повернулись на звук шагов. Три пары мутных, как у вареного порося, глаз уставились на Алексаняна и Ника. Сфокусировались. Гриша вскочил, у Ника мелькнула мысль — мелочь попросит, догнаться.
— Эй ты! Чурка! — Гриша, набычившись, качнулся в сторону Артура.
Алексанян опешил, отступил, сутулясь. Захлопал глазами.
— Иди сюда, чурбан!
Гришка был Артуру по плечо, и Артур мог бы его свалить одним ударом. Если бы рядом с Гришкой не встали два его дружка — такие же мелкие шакалы, агрессивные и наглые.
— Иди давай, это тебе не метро взрывать! Будь мужиком, овечий хахаль!
— Спокойно. — Артур выставил руки ладонями вперед. — Спокойно, ребята, я — москвич, все нормально…
Это он зря.
— П'наехали, — сплюнул в сторону Гришка. — Чурки нерусские! — И засучил рукава облезлого пуховика.
Один из его дружбанов вынул то ли металлический кастет, то ли нож.
Нику надоело представление. Во-первых, Артур растерялся и расстроился — он ненавидел фашизм во всех его проявлениях. Во-вторых, драка могла закончиться поножовщиной.
— Гришка, — Ник шагнул вперед, отодвинув Артура за свою спину, — ты чего это? Мой двор, мой друг, а ты бычишься.
Ник говорил насмешливо, стараясь сбить с Гришки спесь. Обычно такое поведение срабатывало: трогать соседа в понимании гопника — моветон. Но сейчас Гришка не один, с ним были друзья и алкоголь.
Ник сделал к лавочке еще шаг. Свет от фонаря упал на него, и улыбка сползла с Гришкиного лица: Ник был в крови. Чужой, но Гришка этого не знал. А друзья Гришки не знали Ника — «интеллигентишку» и «профессора». Увидев окровавленного чувака, прущего на них, пришлые разом Ника зауважали.
— Ты это, — Гришка потряс головой, — ты чего, а? Не, мы не это… мы не против чурок, мы это…
Небогатый словарный запас Гришки капитулировал под натиском эмоций.
— Долбёна кочерыжка, бляха-муха, чтоб меня перекорячило! — Вооруженный гопник спрятал нож (Ник его таки разглядел) в карман. — Мужик, блин буду, не узнали! Ребзя, это тот же, этот, Ленин, долбить-копать, Чегевара долбаный, я его по телику видел!
— Точня-ак… — протянул второй.
Гришка развел руки в стороны, широко, будто собирался обнять мир:
— Так это сосед мой! Никита, значит. Ник, мы это… извини, попутались. И ты, мужик, извини. Обознались. За чурку приняли.
Артур протяжно вздохнул. Извинения его, видимо, не удовлетворили. Ник обернулся к другу:
— Давай-ка я тебя обратно к машине провожу. Во избежание. Все нормально, мужики, ща я вернусь, побазарим!
* * *
Посадив приунывшего Алексаняна в автомобиль и выслушав несколько вариаций развития событий на тему «дальше будет только хуже», Ник вернулся к подъезду. «Мужики», испугавшись разговора, исчезли, и не пришлось ни пить с ними, ни жать руки, ни выслушивать сбивчивые оправдания. Хорошо быть знаменитым, пусть и в узких кругах.
Лешка не выглянул из комнаты, услышав щелчок замка, а мама еще не вернулась с работы. Ник заперся в ванной, сунул в стиралку грязные вещи и принял душ, чтобы отмыться и все обдумать — водные процедуры отлично успокаивали нервы и упорядочивали мысли.
Слишком много всего случилось за сегодняшний день. Итак, для начала — посмотреть в Инете, какова официальная версия теракта. Быстренько глянуть — и связаться с ребятами, чтобы систематизировать деятельность «Щита».
Щелчок щеколды Лешка услышал и караулил брата под дверью ванной.
— Ник, тебе звонили раз пятьсот! — огорошил он. — Задрался отвечать и отключил телефон.
— Спасибо, Леша.
Ник воткнул телефонный кабель в розетку и отправился в кухню что-нибудь перехватить, но телефон тотчас зазвенел: какой-то незнакомый журналист. Прижав трубку к уху плечом, Ник нарезал сыр на бутерброды и отвечал на «несколько вопросов». Журналистов надо любить и подкармливать, хотя их любовь и продажная. Руководитель «Щита» должен иметь как можно больше знакомых в СМИ, причем журналисты электронных изданий предпочтительнее.
У звонившего оказалось своеобразное представление о «несколько» — Ник еле от него избавился и посоветовал черпать информацию в блоге, где обещал разместить сведения о теракте. Заварив чаю, потащил и телефон, и бутерброды в комнату, запустил комп, ответил на второй звонок, потом на третий. Недопитый чай остывал, надкушенный бутерброд манил сыром и веточками укропа; монитор тоже манил, за сине-зеленым фоном рабочего стола плескалось море информации. Нырнуть туда, и уже не рыбой — китом поднять волну и сверху смотреть, как она смывает прибрежную грязь.