Он отпустил их, когда окончательно стемнело, и велел выступать с рассветом. Каждый из «апостолов» узнал, куда ему идти. Одному к площади Минина, где вообще не пойми что творится, другому — на Свободу, чтобы проскользнуть мимо майорских патрулей, третьему — через Печеры в Щербинки, но большинству — в коммуну, чтобы попасть в ее ряды, и проповедовать там.
Самое страшное оружие — бесшумное и незримое, что называется «пропагандой».
— Да благословит вас Отец, — сказал Кирилл, кивнув ушедшему последним Вартану, и поплелся к себе.
Но как оказалось, это еще не всё.
В комнате при его появлении на ноги вскочили трое крепких мужиков — все с оружием, не юнцы, но и не старые, в самой силе, и с каким-то одинаковым, хищным прищуром.
— Вот, федайкины. — Это слово Серега произнес с откровенным удовольствием, видно было, что оно ему нравится. — Я сам отбирал, будут теперь тебя охранять, беречь от всего.
— Ну, хорошо. — Кирилл кивнул. — Как хоть звать-то?
Самый высокий, с морщинами на лбу и яркими голубыми глазами оказался Иваном, приземистый, с прижатыми к черепу ушами — Аркашей, а третий, без особых примет — Степаном.
— Теперь я, это, как бы командовать буду, — сказал Серега. — А они присмотрят.
— Не сомневаюсь. — Кирилл зевнул. — Только пусть уж завтра приступают.
Впервые за много дней его нормально тянуло ко сну, как обычного, здорового человека. Не накатывала смешанная с одурением слабость, путающая мысли и разжижающая мышцы. Это было приятно — тело давало понять, что еще немного и оно будет в полном порядке.
Кирилл прошел в свою комнату, но не успел раздеться, как явился Вадим Степанович — делать перевязку. Пришлось вытерпеть эту процедуру, выслушать некоторое количество одобрительных замечаний, ответить на несколько серьезно-врачебных вопросов — нет ли крови в моче, не болит ли справа под ребрами, не колет ли при вдохе?
Наконец удовлетворенный «док» ушел, и Кирилл погасил свечу.
Заснул быстро, но вынырнул из сна резко, рывком, и уловил рядом движение.
— Кто тут? — спросил бывший журналист, протягивая руку.
Ладонь уткнулась в теплое. Он ощутил длинные, шелковистые волосы, и еще до того, как она ответила, понял, кто пришел к нему в гости. Проклятие, но этот момент он тоже «вспоминал» когда-то, только тогда не понял, что именно происходит, принял за бред.
— Это я, — несмело ответили из темноты.
— Не даешь мне спать? — спросил Кирилл, чувствуя себя актером на сцене.
Роль выучена, слова известны, и любая попытка отклониться ни к чему не приведет.
— Ну да. Представляешь, я не смогла удержаться, пролезла, как девчонка… — и дальше Дина понесла вовсе какую-то ерунду насчет того, что не может спать, что раньше, еще в той жизни, она ночами шлялась по клубам и так к этому привыкла, но теперь все иначе, и она молится постоянно.
Кирилл слушал, и думал, что делать.
Хотя чего думать — из этого момента в будущее ведут две дорожки, две нити из событий, и одна выглядит намного привлекательнее. Кроме того, он здоровый мужчина, никому ничего не должен… Мелькнула мысль о Миле, но он отодвинул ее в сторону — жена мертва, с момента ее гибели прошло немало времени, и глупо тратить время на скорбь по тому, кого не вернешь.
— Ты ведь не прогонишь меня? — спросила Дина, прервав свой монолог.
— Нет, — ответил Кирилл. — Тебя прогонит моя охрана, если обнаружит…
А затем Дина оказалась рядом, он ощутил ее тепло, ее дыхание, волосы упали ему на лицо. Но в следующий момент выяснилось, что обниматься недавно побывавшему в руках палачей человеку не рекомендуется — Кирилл охнул от боли в боку, невольно отстранился.
— Что? Что не так? — испуганно забормотала девушка.
— Ничего. — Он поморщился. — Вот заживет… все, что на мне, и будет, как у людей, а пока…
Пока он всего лишь притянул ее к себе и поцеловал.
Это оказалось зверски приятно, не так, как с Милой, по-иному, но очень знакомо, привычно — ведь он мог «вспомнить» и этот поцелуй, и другие с участием своим и Дины, мог сказать, что у нее родинка в паху, как она ведет себя в той или иной ситуации, он знал ее не хуже, чем бывшую жену.
Это было немного страшно, но страх Кириллу удалось заглушить.
Девушка задышала часто-часто и придвинулась ближе, но тут вновь напомнила о себе «работа» палачей — заныло в груди, резкой болью отозвалось бедро, позвоночник словно превратился в веретено из раскаленного металла, так что на мгновение Кирилл даже выпал из реальности.
Распался на десятки фрагментов, испытал множество поцелуев…
— Нет, нет, хватит, — пробормотал Кирилл, с трудом отстраняясь. — В другой раз, чудеса на виражах.
Дина с сожалением вдохнула и поднялась с кровати.
Он тоже встал. Прежде чем выпустить девушку за дверь, осторожно приоткрыл ее — федайкины на месте, двое дремлют, один бодрствует, слышно, как прохаживается туда-сюда.
— Может быть, в окно? — шепотом предложила Дина.
— Нет, все равно рано или поздно это откроется, — ответил Кирилл и потянул за скользкую ручку.
Девушка переступила порог.
Дремавший в кресле Иван вскинул голову, и на лице его отразилось удивление. Степан глянул вскользь, и глаза его хитро заблестели, но оба тут же отвернулись и морды сделали показательно равнодушными. Аркаша вообще не проснулся или ловко сделал вид, что не проснулся.
Дина, гордо вскинув голову, зашагала через комнату, и в этот самый момент через другую дверь в нее вошел Стас со свечой в руке. Светлые брови его поднялись, нижняя челюсть отвисла, а во взгляде, обращенном на посланника, отразилось громадное, безумное удивление.
Еще Кирилл уловил страх, разочарование и боль.
Вспомнил, что именно это лицо являлось к нему в одном из видений и запало в память, потянуло за собой «цепочку» из эпизодов: Стас молится в одиночку, и слова его полны горечи, он вскидывает руки и идет к развалинам, откуда ему навстречу поднимаются люди в камуфляже с автоматами в руках, в полутемной комнате он разговаривает с невысоким и плотным человеком, чья шея толста, как у борца, а маленькие глаза полны злобы.
Что бы ни делал, куда бы ни стремился самозваный Сын зари, будущее предрешено, и изменить его невозможно.
— Всссыыы… — Стас с шумом втянул воздух, когда Дина прошла рядом, едва не задев его плечом.
Затем он отвернулся и, сгорбившись, зашагал следом за девушкой.
Вот и всё — теперь пойдут шепотки, и последователи Кирилла будут знать, что он не чужд земных радостей, что он интересуется женщинами подобно обычным мужчинам. И если одних это оставит равнодушными, то у других вызовет разочарование и недовольство.
Как же так — пророк, Сын зари, и столь низменные удовольствия?