— Ты, мнящий в своей власти других, имеешь ли ты власть над собой и собственной жизнью? Ничто и никто не поможет тебе, когда пламя явится во мраке, и кров над твоей головой рухнет!
Майор приподнял брови, но когда заговорил, в голосе его не было ни удивления, ни гнева:
— А, еще один псих… Учти, нам безумцы без надобности, сейчас не время для глупой болтовни, мы должны сплотиться и выжить. Продолжишь нести ерунду — закончишь плохо. Заруби это себе на носу.
Кирилл недоуменно моргал, пытаясь осознать, что с ним произошло, и когда случилась эта гроза с пожаром, в прошлом году или пять лет тому назад… или вообще это картинка из детства?
Память буксовала, и от этого он чувствовал себя неуютно.
— Уводи, — приказал Дериев, — в бригаду Саленко.
Василич кивнул и практически потащил Кирилла за собой.
Выходя из кабинета, тот заметил удивленные глаза часовых, и понял, что они все слышали.
— Парочку ненормальных мы уже расстреляли, — сказал Василич буднично, когда они спускались по лестнице.
— Не сомневаюсь, — сказал Кирилл и сглотнул.
В вестибюле его передали под охрану двух бойцов, и те повели бывшего журналиста на улицу. Они пересекли площадь и по широкой лестнице поднялись к уцелевшему дому, серой пятиэтажке-хрущевке.
Если судить по сохранившимся вывескам, на первом этаже некогда располагалась аптека, и отделения сразу двух банков.
— Что, придется деньги считать? — спросил Кирилл, поняв, что его ведут к двери под надписью «Сбербанк».
— Ага! — Один из бойцов загоготал. — Они нынче даже на подтирку не годятся, скользкие слишком…
Здесь тоже стояли охранники, а внутри, в просторном зале, обнаружилось множество спавших на матрасах мужчин. От запаха потных тел, носков, грязной одежды и сероводорода у Кирилла зачесалось в носу, захотелось немедленно выскочить обратно на улицу.
— Тут будешь жить, — сказал веснушчатый рыжий охранник. — Матрас, одеяло к вечеру получишь, а сейчас тебе ложиться смысла нет — скоро побудка и завтрак… Вот бригадир ваш явится…
Бригадир не заставил себя ждать. Хлопнула дверь, и переступивший через порог малорослый и носатый мужичок гаркнул:
— Подъем, мать вашу! Разоспались, разодрать вас три раза!
Затем он глянул на Кирилла и поинтересовался:
— Новенький?
— Так точно, — ответил рыжий.
— В общем, слушай, — сказал бригадир, подойдя поближе. — Всё просто: ты делаешь то, что тебе говорят, за это получаешь еду и защиту. И все мы трудимся на благо коммуны ради сохранения цивилизации.
Нечто подобное могли начертать на своих знаменах и нацисты, и большевики, да и вообще представители любого тиранического режима — трудись и радуйся, а мы будем тебя кормить и охранять.
— Ясно, — сказал Кирилл, думая, что надолго он здесь не останется — сбежит при первой возможности.
Он должен найти Машеньку, убедиться, что с ней все в порядке.
— Это мы посмотрим. — Саленко поглядел недоверчиво и, отвернувшись, заорал: — Пошли! Шевелимся, шевелимся!
Спавшие поднимались, зевали и потягивались, некоторые бросали на бригадира злобные взгляды. Тут были исключительно мужчины — от уже окрепших подростков до еще сильных стариков, — но выглядели они грязными и заморенными.
— Всем оправиться! — продолжал командовать Саленко. — Сейчас привезут завтрак!
Оправляться полагалось у торца дома, там, где густо разрослась сирень, но пахло вовсе не цветами.
Дребезжа и лязгая, подкатила железная бочка на колесах, вроде тех, в которых раньше развозили квас, и к ней тут же выстроилась очередь. Кирилл замешкался, и оказался в самом ее конце. Уставился в затылок лысому дядьке в вылинявшей рубашке защитного цвета.
— Ты новый? — спросил дядька, обернувшись. — Меня Сашей зовут…
И он протянул мозолистую корявую ладонь.
— Откуда тебя взяли? — продолжил интересоваться новый знакомый. — С Печер? Ничего себе…
— А тебя? — спросил Кирилл.
— Так я тут рядом и жил, — Саша дернул головой, — в пятом доме по Васюнина. Поехал на работу, в троллейбус сел, но и остановки не проехал. Проснулся, а тут заросли, звери дикие рыщут, но не мне тебе рассказывать… — Он махнул рукой. — Первые дни вообще хреново было, едва собакам не попался, так что когда эти пришли, с автоматами, мы сами к ним кинулись… И вот, сюда угодили, в коммуну… Всё лучше, чем псов собой кормить, но как-то не так все равно.
Очередь двигалась быстро, и Кирилл уже видел, что каждому добравшемуся до бочки полагаются ложка, кружка воды и банка тушенки — с остатками краски, покрытая ржавчиной и грязью. Выдавала все это толстая женщина лет сорока, наряженная в халат, некогда бывший белым, а теперь серый. А рядом с ней торчал неизбежный боец в камуфляже.
— Это что, завтрак? — спросил бывший журналист, думая, почему он до сих пор не голоден.
Если и вправду пролежал в непонятном анабиозе много лет, должен быть истощен до предела… тело-то своего требует, и даже медведь в берлоге худеет, и это за какие-то месяцы!
И почему беззащитных людей не трогали звери? Те же собаки, например?
— Он самый, не боись. — Саша вздохнул. — В самую жару еще воды дадут, а потом ужин будет, и всё.
Подошла очередь, и они, получив свою порцию, устроились прямо на земле. Тушенка оказалась вполне съедобной, хоть и с каким-то странным привкусом, но Кирилл жевал без охоты, через силу.
— Ты жир не будешь доедать? — поинтересовался Саша, вылизавший свою банку до блеска. — Давай, я… Значит, ложку и кружку сдаешь обратно, а мусорная яма вон там выкопана.
Едва успел Кирилл сходить до нее, как напомнил о себе бригадир.
— Три минуты, и заканчиваем! — рявкнул он. — Затем все на построение!
Строились по росту, и Кирилл оказался где-то посредине — между совсем молодым парнем, на щеках которого багровели прыщи, и сонным здоровяком лет тридцати, тупо и монотонно моргавшим.
Саленко прошел вдоль ряда, пересчитывая людей, затем остановился и обвел их хмурым взглядом.
— В общем, так, — заявил он. — Настало время потрудиться на благо коммуны… Двигайте за мной!
— Эх, первая бригада обслуживания уже закончила, а мы только начинаем, — прошептал прыщавый, косясь в ту сторону, где двое мужиков впрягались в привязанные к бочке постромки.
Их повели прочь от площади, в ту сторону, откуда Кирилл сегодня пришел, но не через квартал, а по улице. Справа открылся овраг, заросший огромными старыми деревьями, и донеслось многоголосое птичье щебетание.
За годы, пока человек фактически отсутствовал в Нижнем, всякие живые твари размножились неимоверно, и поселились там, где давно не осмеливались появляться…