Велосипедист поджидал его на подходе к поляне. Он появился так же неожиданно, как вчера, и опять с велосипедом.
— Быстро обернулся, Сыроежка.
— В деревне нет пивной, а молоко я не люблю.
Мужчина как-то странно усмехнулся, забрал буханку и направился к дороге.
— Я до тебя еще доберусь, гад поганый, — процедил сквозь зубы Улдис.
Шел второй час ночи, городок крепко спал. В одном из отдаленных переулков остановилась черная машина, майор, сидящий за рулем, глянул на номер дома. Все совпадало, ему оставалось только ждать. Он достал серебряный портсигар с выпуклым львом на крышке и закурил. Место для встречи выбрано непростое, для засады не пригодное. Агент боится провокации? Вряд ли. Однако без страховки он на встречу не выйдет. Прошел месяц с их встречи в офицерской столовой и вот, наконец, он дал о себе знать. Отличный конспиратор. За это время проведена не одна облава, и все безрезультатно. Если портфель полковника Лапина у него, то он владеет ситуацией, мог даже получить надежные пропускные документы. И все же парень играет с огнем. Что заставляет его балансировать на острие ножа?
Передняя дверца открылась и рядом с майором сел другой майор.
— Доброй ночи, генерал Улусов. Ах, извините, вы понизили себя до звания майора!
— Как видите. Машина тоже не моя. Люди моего ранга по ночам и без охраны по темным переулкам не катаются. Давно за мной наблюдаете?
— Месяц. Только не думайте, что я приехал к вам из Москвы, наша встреча — чистая случайность.
— Вот в это мне трудно поверить. Кстати. А где вы жили в Москве?
— В доме на набережной.
— А где работали?
— В доме на набережной.
— Это как же?
— На набережной Тирпица [3] в Берлине. Дом 72. Помните этот особняк?
— Даже так?
— Мы с вами встречались, группенляйтер Болинбрук.
— У вас хорошая память. Но я вас не помню.
— Капитан Гельмут Штутт. Меня своевременно перевели в ведомство полковника Голльдорфа. Вас тоже миновала виселица из-за того, что вы находились в России. Не так ли?
— Я не принимал участия в заговоре адмирала Канариса.
— Сейчас нет ни Абвера, ни СД. Меняются времена, меняются задачи, неизменной остается наша профессия.
— Вы больше похожи на философа. Надеюсь, месяца вам хватило, чтобы войти в курс дела.
— Да. Меня интересовала ваша деятельность на посту генерала госбезопасности. Вы виртуозно с ней справляетесь. Во всяком случае, рядом с вами в лужу не сядешь.
— Уже обожглись?
— Не то слово. Последние пять лет я скрывался в советских концлагерях. Моя группа провалилась в Москве, и у меня не оставалось выбора, обложили со всех сторон. Ушел тихо, возвращаюсь еще тише. Мне нужно хорошее, надежное прикрытие и настоящая работа, имя можете дать любое.
— Хотите вернуться в Москву? Генерал перешел на немецкий язык.
— На ваше усмотрение, — ответил по-немецки Клубнев, не придав значения неожиданному переходу с языка на язык. — Я нужен там, где от меня есть польза. Но я не из тех, кому поручают работу курьера. Моя группа состояла из шестидесяти человек, и в ее провале виноват центр. В НКВД сидит или сидел высокопоставленный «крот». Как я потом понял, он играл на два поля. Когда весы качнулись в сторону Советов, попытался обрубить концы.
— Почему вы не обратились ко мне?
— Я был под колпаком, рисковать резидентом, мягко говоря, нецелесообразно.
— Пожалуй, вы правы, в Москву вам возвращаться рано. Тем более что у меня для вас есть серьезное задание. Я хочу проверить ваши способности, и вам полезно восстановить форму. Вы меня понимаете?
— Разумеется. Я не набиваюсь к вам в заместители, всему свое время.
— Вы все правильно понимаете. Вам придется вернуться немного назад. К Черной балке. Поедете на машине с четырьмя солдатами и прихватите с собой дрезину. Будете следовать строго по заданному маршруту. Есть старая ветка, идущая на север, она приведет вас к руднику «Светлый». На пути встретите разбитый эшелон. Дрезину придется перенести на руках, этим поездом рудник оказался заблокирован, полгода без транспорта и связи. Сейчас у меня нет сил, времени и средств восстановить пути, на то есть объективные причины, и вы их знаете. Нам неизвестна обстановка на руднике, надо выяснить, сколько сырья добыто за это время, каковы объемы, вес, качество. Речь идет о минералах. В каком состоянии находится оборудование. Какое количество заключенных трудоспособно и на какую выработку можно рассчитывать с учетом того, что в ближайшие месяцы мы не сможем прислать дополнительную рабочую силу. Вы как представитель центра разъясните положение дел руководству рудника. Так же нам необходимо знать, как укреплен рудник и какими силами он охраняется.
— Я вас понял. Нужно разработать план захвата рудника извне, определить, какими силами и методами это сделать без лишних потерь.
— Вы точно поняли свою задачу, капитан Штутт.
— Почему бы не использовать силы наличного состава рудника для восстановления путей?
— Они не оставят базу. До разбитого эшелона сорок километров, а в тайге хозяйничают вооруженные банды, слишком лакомый кусок лежит у них под боком.
— Вы можете контролировать лесных головорезов?
— Эту задачу я хочу возложить на вас. Вы встретитесь с атаманом и решите все вопросы.
— Хватит ли моих полномочий диктовать условия разнузданным бандитам?
— Мне достаточно трех недель, чтобы вычистить тайгу от сорняков, у меня армия. Но главное не в этом. Бандиты не способны распорядиться драгоценным сырьем, в тайге оно ничего не стоит. Вывезти его без моей помощи нельзя, нужен транспорт и открытая граница. Уверяю вас, они согласятся выполнять все, что вы им скажете.
— В таком случае, я сумею восстановить пути и убрать поезд с рельсов. Ваше дело — вовремя прислать новый эшелон. В конечном счете, вину за разгром рудника можно возложить на бандитов, а с ними рассчитаться, когда операция подойдет к стадии завершения. Камешками или свинцом, решать вам. Но я надеюсь получить свою долю в виде банковского счета в тихой европейской стране.
— Вы давно заслужили высокой награды, и вы ее получите. Политика политикой, но каждый человек обязан иметь надежные тылы. Все будет сделано, как надо. О вашем воскрешении уже известно полковнику Голльдорфу. Правда, он давно не полковник и не Голльдорф, но что это меняет! Старик при деле и хорошо вас помнит.
— Теперь вы понимаете, почему я не давал о себе знать целый месяц, я знал, что вы захотите меня проверить, и дал вам на это время.