— Тонкий ход. В противном случае вам пришлось бы ждать результатов проверки в камере местной тюрьмы.
— Я устал от застенков и провел это время с большей пользой для себя.
— Рад, что мы понимаем друг друга. Завтра в это же время на этом месте. Я привезу вам форму, документы и все необходимое. Послезавтра на переезде вас будет ждать машина с солдатами и дрезина. Я уверен, что вы справитесь с поставленными задачами.
Клубнев достал из кармана фотографии и передал генералу.
— Они вам понадобятся.
— Конечно. Погоны придется убрать, с завтрашнего дня вы подполковник госбезопасности.
Клубнев вышел из машины и подождал пока она уедет.
Командировка его закончилась. Теперь ему предстоит тяжелое прощание с Надей, она к нему сильно привязалась. Видит бог, он не хотел этого, а получилось так, что сам стал жертвой женских чар. Ему казалось, будто с него содрали панцирь, обнажили нервы, после чего обдали ушатом холодной воды. Что он мог ей обещать? Какие дать гарантии? Собственной жизнью он до сих пор не научился распоряжаться. Теперь постарается, появился стимул. Черт его знает, может, ему повезет! Как-никак, а ее зовут Надежда!
* * *
Машина генерала Улусова остановилась возле неприметного домика. Бывший полковник Абвера выкурил папиросу и направился к дому. Дверь ему открыл молодой лейтенант и проводил в комнату, где в глубоком кожаном кресле сидел мужчина приятной наружности, уже немолодой, но и нестарый.
— Вы меня решили мариновать, генерал?
— Ну что вы, атаман, неделя отдыха вам пошла на пользу.
— Здесь дышать нечем.
— А вы хотели разгуливать по территории военного объекта с болонкой, тростью и в царских крестах? Ваша сумасшедшая выходка с приездом сюда могла стоить вам головы. Но не будем о грустном. Вы готовы возглавить сотню атамана Рябого?
— Я? Я дворянин, полковник, кавалер двух Георгиев…
— Угомонитесь, Зиновий Петрович, ваших заслуг никто не умаляет. Если бы вы командовали казаками, то вас не разбила бы кучка геологов.
— Капитан Малашкин с рудника устроил засаду, геологи тут ни при чем.
— Так примете сотню Рябого? Они стоят неподалеку от Черной балки.
— А где Рябой?
— Погиб при взрыве плотины вместе с головной группой. Никто ему не говорил о том, что машины взорвутся. Рябой свою миссию выполнил, ребята его не у дел. В городе хозяйничают войска, отряду пришлось отойти к вашей территории. Я с ними уже разговаривал, они готовы встать под ваше знамя. Согласен, среди них немало уголовников и прочего сброда, но они хорошо знают тайгу, умеют рисковать и идти напролом. С вашими способностями вы сумеет сделать из них достойных солдат.
— Опять осаждать рудник?
— Опять и еще раз опять. До победного конца. Только теперь у вас будет координатор, я вам покажу его послезавтра на станции. Он едет на рудник, проверит обстановку, определит слабые места, наметит план действий. Ваше дело — выполнять его команды. Этот человек — опытный стратег, без него вам рудник не взять, тем более что от отряда Рябого осталось сто девять сабель. У вас — только вы с двумя сыновьями, Зиновий Петрович. Планы скорректируете на месте. Место явки определит мой связной. Я посылаю с ним четырех своих надежных ребят. Это все силы, которые я могу выделить. Строительство моста мы закончим в начале осени, к сентябрю рудник должен быть в ваших руках. Времени у вас вагон.
— Вагон? Я полтора года бьюсь о стену лбом. Это вам не чистое поле, осада крепости — вещь серьезная. Мне нужна провизия и оружие. На голодный желудок не воюют и с шашками против пулеметов не ходят. Будь я даже Суворовым, дело не получится.
— Слава богу, вы не Суворов, вы полковник Никольский, опытный кадровый офицер, отставший от жизни на четверть века. Вся надежда на ваш запал, который не успел остыть за столько лет. С завтрашнего дня мы начинаем растаскивать эшелоны. На восток пойдут шесть поездов, я дам вам три вагона провизии и боеприпасов. Это немало. Вагоны разгрузите на Черной балке. Документы оформим по всем правилам, а вас обмундируем подобающим образом. Дальше командуете сами.
Никольский прищурился:
— А вы не подставите нас, как Рябого на плотине?
— Испугались? У вас же стратегический склад ума, Зиновий Петрович. Рудник — это драгоценные камни, их надо захватить и вывезти в безопасное место, после чего переправить за границу. На вас возлагаются большие надежды. Какой же смысл уничтожать силу, которая дает возможность эти надежды осуществить!
— Сегодня у вас одни планы, завтра другие. Но вы правы, я отстал от жизни, стал дремучим, как сама тайга. Однако живу надеждой на будущее.
— Теперь это долго не продлится, народ поднимет голову и сметет диктатора. Любому терпению приходит конец.
* * *
Ранним утром на машину загрузили дрезину. Трое солдат залезли в кузов, один сел за руль. Молодой высокий подполковник сел рядом с ним, и машина тронулась в путь. Вроде бы ничего особенного не происходило, но за всем этим с особым вниманием наблюдало несколько пар глаз. Атаман Никольский с двумя сыновьями стоял на платформе, где шла погрузка ящиков в вагоны, они их интересовали в меньшей степени, чем заурядная машина. Из «Эмки» за подполковником следил генерал Улусов, расположившийся на заднем сиденье. А у автобусной станции молодая красивая женщина в накинутом на голову платке стирала с румяной щеки слезы
Никогда еще разведчик Павел Клубнев не удостаивался такого внимания, ни в те времена, когда попал в плен под именем Андрея Костинского, ни став капитаном Гельмутом Штуттом, ни после, перевоплотившись в поручика Казимиша Качмарэка. Он стал объектом пристального интереса, получив документы на имя подполковника госбезопасности Григория Малоземова.
Машина везла его в те места, откуда он с таким трудом выбрался, стремясь попасть в Москву.
* * *
Старший сын подал Никольскому пакет с керамической вазочкой.
— Что будешь делать с сувениром из Японии, отец?
— И эта хреновина способна отравить весь город? Трудно поверить.
— А ты проверь. Поезд вот-вот тронется, после нас хоть потоп.
— Дурак ты, братец. Я русский офицер и против русского народа воевать не стану. Мы за власть воевали, травить мы никого не будем.
Он спрыгнул с платформы, отошел от насыпи и положил пакет в кусты. Копать яму не было времени. Поезд тронулся, и полковнику пришлось догонять последний вагон…
Заросли были слишком густыми, приходилось прорубать дорогу топорами, продвигались медленно, вытянувшись в цепочку. За людьми шли лошади, навьюченные вещмешками. Дикие растения непонятной породы сплетали длинные змеевидные ветви в густую паутину. Рубилась она тяжело, была тонкая, упругая. Высота деревьев не превышала трех метров, правда деревьями эту ползучую дрянь назвать очень трудно. Внезапно Огонек оступился. Сделал шаг, и вдруг заросли кончились, нога опустилась в пустоту. Шедший за ним Чалый упал на землю и подполз к обрыву.