— Особо далеко не залетайте, — передал он странствующим шмелям. — Возможно, вы мне скоро понадобитесь.
Подойдя к люку, Лоусон увидел внизу толстого офицера с пятью кометами на погонах. Тот выглядел рассерженным и обеспокоенным. Глаза обшаривали пространство над головой Лоусона: не появится ли еще какое-нибудь опасное существо.
— Тебе нельзя здесь находиться, — заявил он Лоусону.
— Впервые слышу, что мне нельзя находиться на своем корабле.
— Тебе никто не давал разрешения вернуться.
— А я и не нуждаюсь в разрешении, — сказал Лоусон.
— Ты не имел права возвращаться на корабль без разрешения, — гнул свое офицер.
— Тогда каким же образом я здесь очутился? — с притворным удивлением спросил Лоусон.
— Не знаю. Кто-то допустил ошибку. Меня это не касается.
— Тогда почему вы так волнуетесь? — поинтересовался Лоусон.
— Я получил сообщение из города. Мне приказали проверить, где ты находишься. Если на корабле, это незаконно. Ты сейчас должен находиться в центре дознания.
— И что мне там делать?
— Ждать их окончательного решения.
— Но решение зависит не от них, — с непрошибаемой уверенностью объявил Лоусон. — Окончательное решение принимаем мы.
Офицеру очень не понравились эти слова. Он нахмурился, зачем-то взглянул на небо, после чего опасливо покосился на то немногое, что сумел увидеть за спиной Лоусона.
— Мне велели немедленно доставить тебя в город.
— Кто велел?
— Военное командование.
— Передайте им, что раньше завтрашнего утра я никуда не поеду.
— Ты должен ехать сейчас же, — упорствовал офицер.
— Отлично. Позовите свое начальство, пусть приедут и вытащат меня отсюда.
— Они не могут.
— Еще бы! Где им! — довольно ухмыльнулся Лоусон.
Офицер рассердился еще пуще.
— Если ты не поедешь добровольно, тебя заставят силой.
— Попробуйте.
— Солдаты ждут лишь приказа.
— Приказы не по моей части. Идите и поднимите их в атаку. Приказ есть приказ, правда?
— Да, но…
— И всегда вина падает на тех, кто отдает приказы, а не на исполнителей, — твердо произнес Лоусон.
— Вина за что? — с крайней осторожностью спросил офицер.
— Скоро узнаете!
Офицер пожевал губы. Он не очень представлял, чем обернется это знание, но скорее всего — чем-то очень неприятным.
— Свяжусь-ка я с городом, доложу, что ты отказываешься покидать корабль, и попрошу дальнейших распоряжений, — сбивчиво пробормотал толстяк.
— Вот и умница, — искренне похвалил Лоусон. — Сам о себе не позаботишься, никто о тебе не позаботится.
Великий Правитель Маркхамвит мерил кабинет беспокойными шагами. На его плечах лежал груз неразрешимого вопроса. Он то и дело сердито похлопывал себя по эполетам. Жест этот безошибочно свидетельствовал о том, что разум вождя, а также его печень испытывают сильнейшее напряжение.
— Так ты сумел найти подходящее решение? — мимоходом бросил он первому министру Ганну.
— Нет, мой повелитель, — с горестной миной сознался Ганн.
— Что и следовало ожидать. Ты просто завалился спать и проспал всю ночь. Это же не твоя забота.
— Вовсе нет. Я…
— Только не ври. Я прекрасно понимаю, что все вы свалили решение на меня.
Маркхамвит подошел к столу, извлек телефонные принадлежности и спросил в трубку:
— Этот двурукий вылез из своего корабля?
Выслушав ответ, он возобновил хождение по кабинету.
— Наконец-то он соизволил выбраться и поехать сюда. Будет у нас через половину единицы времени.
— Вчера он наотрез отказался вернуться, — сказал Ганн, в мозгу которого совершенно не укладывалась сама возможность непослушания. — Он открыто насмехался над всеми нашими угрозами и буквально подстрекал нас напасть на его корабль.
— Знаю. Наслышан, — раздраженно отмахнулся Маркхамвит. — Если он — просто отъявленный лжец и обманщик, то, надо признаться, роль свою он играет превосходно. Здесь-то и кроются все наши беды.
— О чем вы, мой повелитель?
— Мы — могущественная раса. После нашей окончательной победы над Нилеей мы станем полновластными хозяевами во всей галактике. Мы обладаем громадными ресурсами и не меньшей изобретательностью. У нас — высокоразвитая наука. У нас космические корабли и совершенное оружие. Мы почти полностью подчинили себе природу и заставили ее служить нашей воле. Разве все перечисленное не делает нас сильными?
— Делает, мой повелитель. Мы необычайно сильны.
— И необычайно слабы, — рявкнул Маркхамвит. — Эта задачка, свалившаяся нам на голову, указывает на одну нашу непростительную слабость. Мы настолько привыкли иметь дело с конкретными и осязаемыми вещами, что пасуем перед неосязаемым. Мы ставили себя и врагов в сравнимые категории, сопоставляли свои корабли с их кораблями, наше оружие — с их оружием. И вдруг перед нами появляется враг, начисто отвергающий все признанные методы ведения войны. Чем он угрожает нам? Дерзостью и бравадой!
— Мой повелитель, ведь есть же надежные способы узнать правду и…
— Я сам назову тебе не менее полусотни таких способов.
Маркхамвит остановился и гневно сверкнул глазами на Ганна, словно первый министр был лично повинен в нынешней ситуации.
— И вся прелесть в том, что ни один из этих способов здесь не годится.
— Неужели не годится, мой повелитель?
— Нет. Проще простого было бы проверить реальность существования солярианцев, послав корабли через межгалактическую бездну. Но корабли не способны преодолеть такое безумное расстояние. Согласно Йельму, это принципиально невозможно. Мы могли бы войти в контакт с нилеанцами, заключить мир и уже вместе с ними повести войну против солярианских проныр. Но если все это — трюк самих нилеанцев, они будут и дальше ловко обманывать нас, толкая к полному поражению. У нас есть еще один способ: схватить этого наглеца, разложить на операционном столе и добыть правду с помощью скальпеля.
— Наверное, нам так и следовало бы поступить, — осторожно заметил Ганн, не видевший в этом ничего предосудительного.
— Разумеется, если вся его история — сплошное вранье. А если нет?
В ответ первый министр слегка ойкнул и принялся скрести зачесавшуюся спину.
— Ничего подобного у нас еще не бывало, — продолжал Маркхамвит. — Этот двурукий прилетел к нам вообще без оружия. Ни винтовки, ни бомбы, ни излучателя. В его корабле нет даже лука со стрелами. Его раса никого не убила, не покалечила и не пролила ни капли нашей крови ни сейчас, ни в прошлом. И смотри, что получается: он заявляет о громадной силе своей расы, а мы не решаемся проверить, так ли это.