Лицо коротышки выражало вежливое и молчаливое несогласие. Мейсону он лишь заметил:
— Не кажется ли вам странным, что вы, так яростно выступая против науки, вынуждены прибегать к ее достижениям, чтобы осуществить принятое вами решение?
— К чему устраивать ненужный балаган? — вопросом ответил Мейсон. — Я не говорил, что наука абсолютно бесполезна, у нее есть свои достижения. Но они не мешают мне видеть коренные недостатки науки.
— Возможно, в чем-то вы и правы, — изменившимся голосом произнес крепыш. — Я часто спрашиваю себя: до каких еще пределов дойдет наука?
— Она уже дошла до всех пределов. Ей больше некуда стремиться, и она остановилась. Все, что прекращает развиваться, останавливается.
— Как и любой гражданин, вы полностью имеете право на такое мнение. — Тон хозяина кабинета ясно показывал, что он уже составил свое мнение о Мейсоне. Пошелестев бланками, крепыш вытащил один из них. — Поскольку вы самым очевидным образом продемонстрировали мне окончательность своего решения, мне не остается иного, как подписать ваш ордер.
— Боги, вы слышите? Неужели еще одна бумажка?
Мейсон потянулся за подписанным ордером и взмахнул им, точно белым флагом.
— И что мне делать с этим вашим ордером?
Крепыш кивнул в сторону двери.
— Вы возьмете его и отдадите дежурному администратору. Он проконсультирует вас относительно процедуры вашего… ухода.
— По-моему, вы и так мне многое рассказали. — Мейсон снова взмахнул прощальным «флагом». — Спасибо вам за все. До встречи на том свете.
— Эго случится не раньше, чем мой организм перестанет выдерживать омоложения, — пообещал ему крепыш.
Дежурный администратор оказался долговязым, тощим, лысым и довольно неразговорчивым субъектом. Взяв ордер, он внимательно уставился в бумагу.
— Вы предпочитаете быстрый или медленный уход?
— Ну и вопрос! Кому захочется умирать медленно?
Заупокойным тоном дежурный администратор провозгласил:
— Я говорю не о процессе дезинтеграции, а об особенностях смерти. Желаете ли вы, чтобы она наступила вскоре или через некоторое время?
— Лучше вскоре, без лишних проволочек. А то чего доброго я дам слабину и изменю свое решение, — с мрачным юмором Добавил Мейсон.
— Такое случается.
— Да ну?
— Часто, — сообщил дежурный администратор.
— Это для меня новость, — признался Мейсон. — Я еще ни разу не слышал, чтобы кто-то выбрался отсюда и потом рассказывал о своих ощущениях.
— Никто и не рассказывает. Молчание — цена свободы.
— Значит, я могу в самую последнюю минуту вдруг передумать и преспокойно покинуть ваше заведение, если поклянусь молчать?
— Вам незачем клясться.
— Почему?
— Вам вряд ли захочется рассказывать о своей нравственной трусости.
— Черт побери, здесь вы абсолютно правы! — согласился Мейсон.
Дежурный администратор смерил его взглядом.
— Не думаю, что вы перемените свое решение. Вы отличаетесь особой быстротой реакции. У многих она замедленная, и они спохватываются, когда уже слишком поздно что-либо менять.
— Я понимаю, о чем вы. Не стану скрывать: за последние два года я шесть раз уступал своей слабости. Я не хочу поддаваться ей в седьмой раз.
Мейсон оглядел комнатку дежурного администратора. Кроме стола и настенного календаря, в ней больше ничего не было.
— Не скажете ли мне, как это произойдет?
— Неожиданно.
— Это-то я знаю. Но как?
— Способ выбирается с учетом индивидуальных особенностей.
— Любопытно.
— Потом вам уже не будет любопытно, — пообещал дежурный администратор. — Вы выйдете через ту дверь и подниметесь в автоматическом лифте в отель Терминала Жизни. Там вы сможете выбрать номер по своему вкусу. Они все комфортабельны и…
— Простите, куда я поднимусь? — громко переспросил Мейсон.
— В отель, — повторил дежурный администратор. — Там вы пробудете некоторое время, наслаждаясь превосходным обслуживанием, развлечениями и обществом таких же, как вы. Ваш уход из жизни произойдет, когда вы меньше всего будете этого ожидать. В зависимости от индивидуальных психологических особенностей, пребывание в отеле может продлиться от нескольких часов до нескольких дней. Но, согласитесь, это гуманный способ.
— Значит, мне придется просто сидеть и ждать, пока меня не лишат жизни?
— Там полно всевозможных развлечений, избавляющих от мрачных мыслей и хандры. Впрочем, у вас не должно быть причин для беспокойства. Если до подъема в отель вы не поддадитесь слабости и не передумаете, вы обязательно осуществите свое решение.
— Вы можете сообщить мне еще какие-нибудь подробности?
— Насколько могу судить, они не очень-то вас интересуют.
— Истинная правда, — согласился Мейсон. — Мне на них просто наплевать. Так как, могу я, что называется, отправляться в последний путь или вы тоже станете разводить бюрократию?
Дежурный администратор передернул плечами.
— Вообще-то мне нужно заполнить пару бланков. Но если вы так торопитесь, обойдемся и без этого.
Он указал на две одинаковые двери у себя за спиной.
— Выбирайте. И та и другая являются выходом.
Мейсон решительно направился к ближайшей двери, открыл
ее и выглянул наружу. Он увидел знакомый круглый зал с мозаичным полом и гранитной рукой.
«Остановись и подумай: не осталось ли в твоей жизни незаконченных дел?»
Он закрыл эту дверь и открыл другую… Узкое пространство. Распахнутые дверцы встроенного лифта. Кабина с голыми металлическими стенками, на одной из которых помещалась единственная красная кнопка.
Мейсон закрыл за собой дверь, вошел в кабину и спросил, разговаривая сам с собой:
— Ну что, поедем в преисподнюю?
Ему стало не по себе, но он все же закрыл дверцы кабины и коснулся большим пальцем красной кнопки. И только сейчас он понял, куда его повезет этот «лифт»!
Кнопка медленно двигалась под его пальцем. Мейсон завороженно и оцепенело следил за ней, не имея силы отдернуть палец. Ему казалось, что кнопка еле ползет. Или только казалось? Грядущий конец перечеркнул все его представления о времени. В приближении смерти самообладание изменило Мейсону. Все поры его тела широко раскрылись, само тело напряглось, сердце бешено колотилось, а мозг захлестывал вихрь неуловимых мыслей. В это мгновение кнопка замкнула контакты, и «лифт» исполнил свое истинное предназначение.
Пространство залил бледно-голубой мерцающий свет. На какую-то долю секунды Мейсон ощутил непередаваемую боль, потом его тело распалось на миллионы кусочков, которые распылились до последней молекулы.