— Немного, — подтвердила Мелисанда. — Около миллиона. Земля доживает последние столетия.
— Наступит день, когда нам придется сказать то же самое о своем мире. И было бы прекрасно, если бы зеламиты стали преемниками землян. Вот в чем ваша задача. Она непроста. Вы начнете заниматься с самыми умными детьми, чтобы наш народ обрел мудрость, которая поможет ему выжить.
— Мы сделаем все, что в наших силах, — пообещала Мелисанда, сознательно использовав множественное число.
Натам это заметил, и на его лице появилось благодарное выражение. Попрощавшись с Мелисандой, он удалился. А она, обдумывая поставленную перед ней задачу, быстро зашагала по коридору к комнате, из которой доносились пронзительные голоса.
Когда она вошла, в классе повисла напряженная тишина. Заняв свое место за учительским столом, Мелисанда окинула взглядом сотню маленьких лиц с длинными тонкими носами и щелочками-глазами, которые рассматривали ее с детским любопытством.
— Мы начнем с главного предмета, который называется космической этикой, — сообщила она.
Повернувшись к широкому темному прямоугольнику — такому же точно, как в любом классе любой школы, в которой преподают земляне, — она сняла с его основания белую палочку и твердой рукой написала на доске: «Урок номер один. Разум можно сравнить с конфетами. Он имеет бесконечное количество форм, размеров и цветов, и ни один из его представителей не хуже другого».
Она оглянулась — слушают ли ученики — и увидела, что они, опустив оранжевые глаза, старательно переписывают в тетрадки ее первый постулат. Один даже язык высунул из усердия, его пурпурный кончик шевелился в одном ритме с рукой.
Мелисанда невольно перевела взгляд на прозрачную крышу, сквозь которую на нее смотрела галактика. Где-то там, далеко, крошечная алая точка, теряющая последние силы, постепенно затухающая. А рядом — другая, серебристо-голубая, которая будет сиять до самого конца.
Морфад сидел в центральном отсеке корабля и угрюмо глядел на стену. На душе было тревожно, и он не собирался этого скрывать. По сути, их поймали в ловушку. В большую хитроумную ловушку. И выскользнуть из нее можно только сообща.
Хуже всего, что остальные члены экипажа этого не понимали. Похоже, им было наплевать на свои жизни, не говоря уже о жизни Морфада. Он это чувствовал. Его соплеменники даже не понимают, что увязли по уши, и потому все его доводы бесполезны. Ну чем еще пробить их благодушие?
Зверь старается избежать ловушки лишь потому, что прекрасно сознает ее реальность. В противном случае он впадет в такое же благодушие, в каком ныне пребывали соплеменники Морфада. Да что говорить о них, если все эти, казалось бы, разумные чужеземцы с незапамятных времен сами сидят в той же ловушке? Можно ли верить, что пятьдесят скептически настроенных альтаирцев не повторят ошибки трех миллиардов землян?
Морфад продолжал тупо разглядывать стену, когда в отсеке появился Харака и сообщил:
— Вечером мы улетаем домой.
Морфад молчал.
Рослый, крепко сбитый альтаирец, Харака был капитаном корабля. Потирая свои длинные, гибкие пальцы, он продолжал:
— Мне грустно улетать. Встретить такую планету! Это же удача, причем редкая удача. Мы успели побрататься с землянами. Их разум развивался в том же направлении, что и нащ. Как и мы, они бороздят космос. А сколько в них дружелюбия и готовности прийти на помощь!
Морфад молчал.
— С какой сердечностью они нас приняли! — восторгался Харака. — Представляю, как обрадуются дома, когда мы представим отчет об экспедиции. Несомненно, нас и землян ожидает большое будущее. Мы создадим непобедимый союз Альтаира и Земли. Совместными усилиями мы исследуем и завоюем всю галактику.
Морфад молчал.
Его состояние охладило Хараку, заставив капитана нахмуриться.
— Да что с тобой? Почему у тебя такой понурый вид?
— Просто я не прыгаю от радости.
— Вижу. Твое лицо похоже на кислый-прекислый шамсид. Такие бывают на старых кустах, которым недостает жизненных соков. И это — в минуту величайшего триумфа! Может, ты заболел?
— Нет. — Морфад медленно повернулся и вперился в него взглядом. — Скажи, ты веришь в сверхъестественные способности?
Вопрос несколько ошеломил Хараку.
— Не знаю, что и сказать. Я ведь капитан корабля, моя сфера — астронавигация, а потому я не стану корчить из себя знатока разных там паранормальных способностей. Короче говоря, я не могу тебе дать адекватного ответа. А ты-то сам как? Ты в них веришь?
— Верю. Точнее, теперь верю.
— Что значит «теперь»?
— Эта уверенность просто свалилась на меня. — Морфад помолчал и с отчаянием в голосе добавил: — Я обнаружил у себя телепатические способности.
Харака с некоторым недоверием поглядел на него.
— Говоришь, обнаружил? Раньше их у тебя не было, а потом вдруг появились?
— Да.
— И с какого времени?
— С момента нашей посадки на Землю.
— Подожди, давай по порядку, а то я ничего не пойму, — сказал сбитый с толку Харака. — Ты утверждаешь, что какие-то здешние особенности неожиданно позволили тебе читать мои мысли?
— Нет, твои мысли я читать не могу.
— Но ты только что объявил себя телепатом.
— Это действительно так. Я легко читаю мысли, как будто мне их выкрикивают прямо в уши. Но не твои и не мысли остальных членов экипажа.
Харака подался вперед, лицо его стало серьезным.
— А, так значит, ты улавливаешь мысли землян? И что-то из услышанного тебя насторожило, так? Морфад, я же капитан корабля, твой непосредственный начальник. Ты просто обязан сообщать мне обо всех своих подозрениях, касающихся землян. Давай, выкладывай все, что узнал! — приказал он Морфаду.
— Об этих гуманоидах я знаю не больше твоего, — возразил Морфад. — У меня есть все основания считать, что их дружелюбие не является наигранным, однако про их мысли мне ничего не известно.
— Ох, звездочки яркие, но ведь ты только что…
— Тут есть одна особенность, — перебил его Морфад. — «Землянин» — понятие достаточно широкое. Правильнее будет сказать, я улавливаю мысли не всех землян.
— Хорошо, тогда кого именно?
Набравшись решимости, Морфад выпалил:
— Я улавливаю мысли земных собак.
— Собак? — Харака откинулся на спинку стула и внимательно посмотрел на соплеменника. — Собак? — еще раз переспросил он. — Ты это серьезно?
— Мне не до шуток. Я слышу мысли земных собак и больше ничьи. Не спрашивай меня, почему это так. Я и сам не знаю. Зигзаг обстоятельств, другого слова не подберешь.