Согласно архивным данным планета лежала на самой дальней границе гигантского скопища миров, заселенных во время Великого Взрыва — переселенческой лихорадки, охватившей Терру, когда двигатель Блидера практически преподнес ей космос на блюдечке.
В те времена каждая семья, клан или племя, решившие поискать счастья, выходили на звездные тропы. Мятущиеся, честолюбивые, недовольные, эксцентричные, антиобщественные, непоседливые и просто любопытные срывались с места десятками, сотнями, тысячами.
Около двухсот тысяч бывших жителей Терры обосновались лет триста тому назад на этой планете. Как обычно и случается, процентов на девяносто поселенцы были знакомыми, родичами или друзьями пионеров, людьми, решившими последовать примеру дяди Эдди или доброго старого Джо.
Если с тех пор они раз в шесть или семь размножились, то к настоящему времени их здесь было несколько миллионов. А то, что они размножились, стало ясным еще при подходе к планете: больших городов не наблюдалось, но обнаружилось изрядное количество мелких городков и деревень.
Его превосходительство одобрительно глянул на дерн под нога-ми, наклонился и, ворча, выдернул травинку.
— Трава-то как у нас на Терре, капитан! Это что, совпадение или они завезли с собой семена?
— Совпадение, наверное, — высказал свое мнение капитан Грейдер. — Я уже бывал на четырех травоносных планетах. Есть, наверное, и другие, где трава растет.
— Да, вероятно. — Его превосходительство осмотрелся вокруг с хозяйственной гордостью. — Похоже, там кто-то пашет землю. Маленький двигатель, два широких колеса. Неужели они такие отсталые? — Он потер пару подбородков. — Приведите его сюда. Побеседуем, выясним, с чего лучше начинать.
— Есть, — Капитан Грейдер повернулся к полковнику Шелтону, командиру десанта: — Его превосходительство желает говорить с фермером, — Он показал на далекую фигурку.
— Вот тот фермер, — сказал Шелтон майору Хейму. — Его превосходительство требует фермера немедленно.
— Доставить фермера сюда, — приказал Хейм лейтенанту Дикону. — Быстро.
— Взять этого фермера, — сказал Дикон старшему сержанту Бидворси. — Да поживее. Его превосходительство ждет.
Старший сержант, огромный краснолицый человек, поискал взглядом кого-нибудь рангом пониже, но вспомнил, что все низшие чины убирают сейчас корабль под запретом курить. Миссия, видимо, выпала ему.
Бухая башмаками по полю и подбежав на расстояние окрика к указанному объекту, он, продемонстрировав образцовую строевую стойку, испустил казарменным басом вопль: «Эй ты, здорово!» — и призывно замахал руками.
Фермер остановился, вытер пот со лба, оглянулся. По его поведению было похоже, что громада крейсера для него не более чем мираж. Бидворси опять замахал, делая весьма повелительные жесты. Фермер спокойно помахал в ответ и продолжал пахать.
Бидворси выругался и подошел поближе. Теперь ему было хорошо видно обветренное лицо фермера и его густые брови.
— Здорово!
Снова остановив плуг, фермер оперся на него, ковыряя в зубах.
Осененный мыслью, что за последние три века старый земной язык мог уступить место какому-нибудь местному наречию, сержант спросил:
— Ты меня понимаешь?
— А может один человек понять другого? — осведомился фермер на чистейшем земном языке и повернулся, чтобы продолжать работу.
Бидворси несколько растерялся, но, придя в себя, торопливо сообщил:
— Его превосходительство имперский посол желает говорить с тобой.
— Ну? — Фермер окинул его задумчивым взглядом. — А чем это он превосходен?
— Он особа значительной важности, — заявил Бидворси, который никак не мог решить, издевается ли этот тип над ним или был тем, что принято называть «характером».
— Значительной важности, — повторил фермер, переводя взор на горизонт. Он, видимо, пытался понять смысл, вкладываемый чужаком в эти слова. Подумав немного, он спросил: — Что случится с твоим родным миром, когда эта особа умрет?
— Ничего, — признал Бидворси.
— Все будет идти как прежде?
— Конечно.
— В таком случае, — заявил фермер решительно, — нечего его считать важной особой. — С этими словами моторчик загудел, колеса закрутились, и плуг начал пахать.
Вонзая ногти в ладони, Бидворси с полминуты вбирал в себя кислород, прежде чем сумел выдавить хрипло:
— Я не могу вернуться к его превосходительству без ответа.
— Да ну? — Голос фермера звучал недоверчиво. — Что же тебя держит? — Потом, заметив опасное увеличение интенсивности окраски лица Бидворси, добавил сочувственно: — Ну ладно, передай ему, что я сказал. — Он запнулся и добавил: — Благослови тебя боже и прощай!
Старший сержант Бидворси, мощный человек весом в двести двадцать фунтов, носился по космосу уже два десятка лет и ничего не боялся. В жизни на его голове и волосок не дрогнул, но сейчас, когда он вернулся к кораблю, его била дрожь.
Его превосходительство уставился на Бидворси холодным взором и требовательно спросил:
— Итак?
— Не идет. — У Бидворси на лбу жилы выступили. — Его бы в мою роту, сэр, на пару месяцев. Я б его так обтесал, что он скакал бы галопом.
— Я в этом не сомневаюсь, старший сержант, — утешил его превосходительство. И шепнул полковнику Шелтону: — Он хороший парень, но не дипломат. Слишком резок и голосом груб. Идите лучше вы сами и приведите этого фермера. Не сидеть же нам вечно и ждать, пока найдем, с чего начать.
— Есть, ваше превосходительство. — Полковник Шелтон двинулся через поле и поравнялся с плугом. Любезно улыбаясь, он сказал: — Доброе утро, дорогой мой.
Остановив плуг, фермер вздохнул, как бы покоряясь судьбе, которая иногда приносит и неприятные моменты, и повернулся к пришельцу. Глаза его были темно-карими, почти черными.
— А чем это я вам дорог? — поинтересовался он.
— Это просто выражение такое, — объяснил Шелтон. Теперь он понял, в чем дело. Повезло Бидворси, наткнулся на раздражительного типа. Вот и сцепились. Шелтон продолжал: — Я просто старался быть вежливым.
— Что ж, — рассудительно заметил фермер. — Я думаю, что ради такого дела стоит постараться.
Несколько порозовев, Шелтон решительно продолжал:
— Мне приказано просить вас почтить своим присутствием наш корабль.
— Думаете, на корабле будут почтены моим присутствием?
— Я уверен в этом, — ответил Шелтон.
— Врете, — сказал фермер.
Побагровев, полковник Шелтон отрезал:
— Я никому не позволю называть меня лжецом.
— Только что позволили, — отметил его собеседник.
Пропустив это мимо ушей, Шелтон продолжал настаивать: