Имма нахмурилась. И Платон понял, что невольно обидел ее. Он пошутил, но она приняла его слова всерьез. Ну, раз так…
— Десять миллиардов кредитов, — сказал он, глядя ей в глаза. Как и у всех эгейцев, у нее были черные глаза, выпуклые, блестящие.
Она вдруг сделалась белой, как мел. Маска, способная бледнеть… Невероятно.
— Имея такие деньги, можно жениться на самой красивой женщине Галактики. На Елене Прекрасной.
Она побелела еще больше, хотя это казалось невозможным. Профессор подумал, что она сейчас упадет в обморок. Или умрет…
— Налей мне, — попросила Имма Морива. Голос ее звучал как неживой. Платон не стал дожидаться, пока Морив захочет услужить — сам наполнил раковину даме до краев. Она наклонилась к Платону и шепотом спросила: — Вы все знаете?
— Многое, — отвечал профессор и улыбнулся загадочно.
— Но что именно? — настаивала она.
— Я видел объект на дне. — Она едва заметно кивнула. — И стену.
Она покачнулась и едва не упала с кресла.
— Вы любите деньги, как Корман? — спросила она шепотом.
— Кто их не любит?! — Платон пожал плечами. — Может быть, ваш супруг Крто бескорыстен.
— Крто — замечательный! — воскликнула она запальчиво. Слишком запальчиво, чтобы поверить в ее искренность, — Спросите любого, здесь все преданы Крто…
— Все вы цените собственную шкуру, а не Крто, — заметил Платон. — А лично Крто для тебя много значит?
Имма обиделась. Так обиделась, что задрожали губы. Губы, обтянутые маской.
— А вы не цените свою шкуру, профессор? — спросила зло.
— Нет, не ценю. Потому что она бесценна, — засмеялся Атлантида.
Разговор вдруг прекратился, и все запели. Раззявили рты и полилось… Платон едва удержался, чтобы не заткнуть уши.
«Рыба… рыба… Океан… Океан…» — переводил текст песнопений транслейтор.
Взгляд профессора упал на Имму. Ему показалось, что она не поет, а лишь раскрывает рот. И при этом с ненавистью глядит на поющих. Мгновение — и она перехватила его взгляд. Схватила раковину-бокал с хмельным местным пивом и выпила залпом. Несколько секунд сидела неподвижно, глядя в одну точку. А потом вдруг завизжала — как визжат эгейцы, когда гнет эмоций для них непереносим.
Пирушка затянулась. Когда Платон вырвался из таверны, светило Эгеиды тонуло в пурпурном океане. Песок на пляже сделался розовым и слегка светился. Волны едва плескались. Тихий шорох, похожий на мурлыканье котенка. Вода наверняка теплая. Окунуться…
В алом небе возникла серебристая точка и стала расти. Выросла, превратилась в патрульный глайдер Эгеиды. Глайдер опустился рядом с профессором, фыркнул в лицо песком. Из машины выбрались трое на стульчаках-антигравах. Все трое в сине-зеленой форме. У каждого на рукаве сверкала голограмма — серебряный восьмилистник. Главным, несомненно, был упитанный эгеец в белой человекоподобной маске с короткими рыжими волосами. В отличие от прочих эгейцев, глаза у этого беломасочника были не черные, а зеленые в рыжих крапинах, и крапины эти постоянно дрожали. Сумасшедшие глаза. Платон невольно отступил к набережной. Интуиция подсказывала: встреча не сулит ничего хорошего.
— Человек? Из команды Брегена? — спросил главный.
— Да, человек. — Утверждение, так сказать, обязывает. — Но не Брегена. Я — археолог, прибыл на два месяца на Эгеиду.
— Пропуск, — потребовал зеленоглазый, подплывая на своем стульчаке к археологу вплотную. И протянул руку по-обезьяньи длинную, в черной блестящей перчатке.
Атлантида сунул руку в карман и… обнаружил, что пропуска нет. Он оглянулся, отыскивая глазами кого-нибудь из стражей. Но никого рядом не было. На пляже он очутился один. Совершенно один. Остальные продолжали петь: «Рыба, рыба…»
— Я, верно, обронил его там, в таверне… мы тут с ребятами немного выпили по случаю… выздоровления стража… — когда же он в последний раз видел этот чертов пропуск?.. Из домус-блока, собираясь в Столицу, он пропуск забрал. А дальше? — Я сейчас! — Платон повернулся.
— Стой! — ледяным тоном приказал главный. Профессор покосился из-за плеча. Все трое охранников целились в него из бластеров. — Лицом ко мне!
— Вы неправильно поняли, — Атлантида подчинился приказу. — Я не собираюсь бежать. Всего лишь хотел вернуться в таверну и поискать там пропуск. Куда он мог деться?!
— В глайдер его!
Двое мгновенно подплыли к Платону и ухватили за руки. Профессор не успел вытащить бластер. Зато охранник быстро изъял оружие. Щупальца без перчаток скрутили пленника прочнее любых самых прочных мономолекулярных нитей. Платон сопротивлялся. Ноги — это преимущество. Ноги — это опора на планету. На сушь, на твердь. И даже песок бывает удачной опорой. Он исхитрился и поддал одно из кресел снизу. Эгеец подпрыгнул, едва не вылетел из кресла, но добычу не выпустил. Несколько щупальцев вцепились профессору в волосы. Второй удар нанести не удалось…
— Стойте! — услышал Платон голос Иммы. — Светлейший Слокс, что случилось?
— Забираю неидентифицированное существо, — отвечал зеленоглазый, и в горле у него забулькало. — У тебя отличная маска, и почти как настоящая. Столичной даме не стыдно надеть такую. — Странно, но с Иммой Слокс тоже говорил на космолингве.
— Почему не идентифицированное существо? — Наигранно изумилась Имма. — Это профессор археологии Платон Рассольников, он ведет раскопки на острове Волка.
— Я об этом ничего не знаю.
— У него разрешение МГАО и Лиги Миров.
— У него нет пропуска. В кабину его! — приказал Слокс подручным.
— Как нет пропуска?! Вот он! Профессор отдал его мне, опасаясь, что выпьет слишком много во время вечеринки и может его потерять. А я страж, и должна следить…
Имма протянула Светлейшему Слоксу пропуск Платона. Только сам Платон не помнил, чтобы отдавал девчонке пропуск.
— Здесь виза Службы Безопасности Лиги Миров, — заметила Имма.
Слокс долго изучал пропуск. Потом что-то сказал своим подручным на эгейском, Имме тоже ввернул какую-то гадость. Однако охранники отпустили свою жертву. Слокс молча протянул пропуск Платону.
— Могли бы извиниться, — заметил профессор Рассольников. — К подобному обращению я не привык…
— Ах да, извиниться…
Что произошло дальше, Платон не понял. Кажется, из прорехи на черной печатке вынырнула змеиная лента щупальца и обвилась вокруг горла. Мгновенная боль. И пропало алое небо, желтый диск светила и пурпурное море.
Очнулся профессор, лежа на теплом песке. Рядом осталась только Имма. Глайдер вновь сделался черной точкой на фоне гаснущего неба.
— Со Слоксом так нельзя говорить. — Укоряла Имма, наклоняясь над ним. Она вылезла из своего кресла и поливала лицо Платона морской водой. Соленая вода обожгла шею — там, где несколько минут назад впилось щупальце Слокса.