— Что же мне делать?
— Давай подождем и не будем рисковать, — предложил он. — Случай непременно представится. Будем ждать…
Случай представился, хотя и не для меня. Через год на архипелаге во время гона погибли два стража и координатор острова Вдохновения. Два десятка обезумевших самцов из стада пытался прорваться на архипелаг. Крто во время схватки занял место координатора. Но чтобы занять его пост официально, опять пришлось давать взятку. Все наши накопления за этот год пошли на подкуп. Пришлось еще занимать. Эгейцы нашего положения не пользуются услугами банков — все занимают друг у друга. Берут у равных себе, никогда — у начальства.
Став координатором, Крто тут же вызвал с Дальнего Стато. Я вспомнила собачье умиление во взгляде и жаркие шепот: «Не переживу…»
Но пережил. И вот — достиг.
Явившись на острова Блаженства, Стато бухнулся на землю, набил рот камушками и стал их жевать. Кровавая слюна текла по подбородку, но он жевал и жевал, пока не разжевал камни в песок, а потом выплюнул эту кровавую массу в подставленные щупальца Крто. Это была клятва вечной верности. Отныне жизнь Стато принадлежало Крто безраздельно. Древняя форма. Архаика. Так же, как слово «женщина».
— И ты тоже давал такую клятву кому-нибудь? — спросила я у Крто.
— Я? Нет… Я давал только взятки. Это надежнее. А клятву можно нарушить — в любой момент.
— И Стато ее нарушит? — мне был неприятен его цинизм.
— Нет… Стато — не выдаст. Но Слокс давал клятву верности предыдущему императору. А потом перерезал ему горло. Говорят нынешний — жевал камни Слоксу. Говорят, так…
— Я тоже должна жевать камни — для тебя… — в моих словах был вызов. И Крто прекрасно его понял. Но сделал вид, что не заметил.
— Ты сразу же сломаешь себе зубы.
Я тоже была уверена, что Стато никогда не выдаст. А Крто?
Стато стал вскоре помощником Крто и завел себе самку — ростом с меня, но в три раза толще. Она так и лоснилась от жира. Постоянно искала дружбы со мной, а я не знала, куда от нее скрыться, и от ее однообразного непрерывного лепета.
— Сетки на окнах… золотые сетки на окнах… я хочу сидеть в доме с золотыми сетками… хочу сидеть в красоте. Могу я сидеть в доме, и чтобы было красиво? И бассейн чтоб с подсветкой. Мы должны хоть немного пожить по-настоящему… Ведь правильно я говорю? — она требовала, чтобы ее немедленной поддержали в желании иметь бассейн с подсветкой. От этого лепета меня тошнило.
— Крто, зачем эгейцам гарем, если гон раз в году? А потом покой, равнодушие.
— Равнодушие? — не понял он. Я попыталась объяснить.
— Потом — чатто, — сказал он. — У вашей цивилизации, основанной на человеческих эмоциях, нет такого понятия. Если использовать космолингв, этот термин можно перевести как послелюбовь. Или нет, скорее, междулюбовь.
— А гаремы, и стадо? Разве это имеет отношение к любви?
— Это дань Океану. Океан порождает стадо. А остатки культуры чатто цепляются за архипелаги.
Вскоре я могла думать лишь об одном: как вырваться из этого мира? Рассказывала Крто о других планетах. Он слушал очень внимательно. Поначалу мне казалось, что мы можем покинуть Эгеиду вместе. Надо лишь получить пропуск и добраться до космопорта. Однако вскоре стало ясно, что план этот очень опасный. Если кто-то пронюхает, что я находилась на борту «Елены Прекрасной», меня тут же уничтожат. И Крто вместе со мной.
Впрочем, как я поняла — хотя и не сразу, — Крто не стремился покинуть планету. Его карьера была удачной и скорой. Быть может, странное чувство ко мне было причиной. Когда другие тратили средства на гарем, он довольствовался лишь моим обществом. В замкнутом мире островов Блаженства мы были слишком уж непохожими на других. Многие объясняли это провинциальностью Крто, его неумением понять размах мира избранных. Но снисходительное отношение не мешало карьере. Он вскоре стал заместителем архонта. (Пло к тому времени погиб — кто-то из столичных врагов напустил на него червя).
И, наконец, Крто — архонт Северного Архипелага. Одно печалило Крто: у нас не было детей. Впрочем, достаточное количество кредитов могло устранить и эту проблему: любой опытный генетик мог создать — пусть и искусственно — нашего потомка. Мало ли метисов на звездных путях? Но для этого надо как-то выбраться с планеты. Крто заикнулся о таком плане. И мне не хватило ума поддакнуть ему, лишь бы добиться своего и покинуть Эгеиду. Ведь только вне Эгеиды. у нас могли бы быть дети. А я ляпнула, будто пальнула в лоб из бластера:
— Не желаю, чтобы у меня родился уродец-полукровка. Изгой.
Уже сказав это, я поняла, что смертельно обидела его и одновременно захлопнула перед собственным носом стальные ворота. Крто побелел — не только нос — все лицо. Он сидел неподвижно, будто окаменел. А потом вдруг издал пронзительный визг — у меня заложило уши. Агатодемон! Зачем я это сказала! Он понял, что здесь, на Эгеиде, он может быть для меня единственным. Но в мире людей он превратится в урода. И в том, другом мире, любой человек — или почти любой — будет для меня желаннее, чем он, эгеец. Несомненно, именно так он истолковал мои слова. О детях Крто больше не заговаривал. Мои неуклюжие попытки как-то загладить ту смертельную обиду он как будто не замечал. Однако способность Крто в самой отчаянной ситуации выискивать прозаическое решение выручила его и на этот раз. Он понял, что не должен выпускать меня в тот, другой мир. Зато сам он может стать — но только для меня — похожим на человека, и хотя бы поэтому желанным. И он повел очень тонкую интригу. Всякий раз сообщал о каких-нибудь трудностях, которые препятствуют нашему отъезду. Не сразу я заметила, что трудности эти слишком уж хорошо объяснимы и чудовищно неодолимы. А Крто сотворил себе сначала подлинное лицо вместо маски, потом настоящие руки… Он объяснял это модой дворца и тем, что намеривался перебраться в Столицу. Но вскоре я поняла, что никаких шансов очутиться в Столице у Крто нет. Он как бы достиг своего предела. Он был слишком провинциальным, чтобы влиться в ряды изысканной публики, что плескалась в столичных бассейнах. Когда я поняла, что Крто и не планирует покинуть планету, случился страшный скандал.
— Чего ты хочешь? Умереть? — спросил он. — И меня утопить с собой?
Я поняла, что он не уступит. И стала искать другие выходы. Оставаться здесь я больше не могла. Изображать хвостатую леди, кататься в кресле-антиграве, следить за собственной мимикой, превращая живое лицо в маску, и иметь возможность доверять только Крто да еще Стато… Постоянное ощущение стиснутости, замкнутости, ощущение, что меня этот мир тихо переваривает, превращая в ничто… Мир Эгеиды… Как описать вам его? Здесь не из чего выбирать. Здесь может быть только одна судьба, другой не дано. Здесь нет вариантов, развилок, здесь исключены любые «если». Если бы наш корабль не потерпел крушение, я бы могла стать пилотом на военном корабле, или выбрать работу на пересадочной базе, перейти в гражданский флот, наняться в частную фирму, или бы осесть в какой-нибудь колонии. Тысячи и тысячи планет на выбор. Одни мерзкие, другие получше, много прекрасных… Если бы… По ночам я лежала без сна и представляла, как безумно много «если» существует в мире за пределами Эгеиды. А утром, напяливая кожаный хвост, маску и перчатки и садясь в кресло-антиграв, в очередной раз убеждалась, что сколько бы усилий я ни приложила, здесь никакие «если» не осуществимы. Там — тысячи планет, а здесь — один островок, с которого некуда деться. А раз так, то виноцветное море может вызывать лишь ненависть, и даже преданность Крто в конце концов станет отвратительной. Что может быть тяжелее, чем день за днем заставлять себя жить по правилам, которые ты не принимаешь, день за днем втискивать себя в жизнь, которая вся от начала до конца глубоко противна твоему существу. И вечерами петь со стражами «вода, вода, рыба, рыба…»