Рейвен вскочил, позабыв о включенном экране. Склонившись над Чарльзом, он усадил его, просунул руку под жилет и начал мягко массировать сердце.

— Какая трогательная сцена, — с сарказмом заметил Торстерн. Он все еще стоял, склонившись к чему-то вне поля экрана, но рука его застыла, не достигнув цели. — Толстяк изображает больного. Вы с серьезным видом массируете ему грудь. Сейчас вы скажете мне, что у него инфаркт или что-нибудь в этом роде. Если срочно не предпринять меры, он умрет. Теперь мне полагается встревожиться, придержать подачу газа, открыть запоры да еще послать к вам кого-нибудь с лекарством.

Повернувшись спиной к экрану, Рейвен хранил молчание. Он стоял над Чарльзом, удерживая его в кресле и массируя грудь в области сердца.

— Ну, это не сработало! — Торстерн почти выплюнул эти слова. — Такой простенький трюк не обманет даже идиота. Я думал, вы обо мне лучшего мнения. Между прочим, если бы этому толстяку и в самом деле вздумалось здесь подохнуть, я с удовольствием понаблюдал бы за этим. Кто я такой, чтобы останавливать руку судьбы?

— Вы все сказали? — Рейвен не потрудился даже обернуться, с восхитительным самообладанием игнорируя все угрозы Торстерна. — Видите ли, нам часто приходится попадать в невыгодное положение из-за того, что мы слишком церемонимся. Мы тратим драгоценное время, пытаясь убедить публику вроде вас не доводить нас до греха. Мы стараемся отсрочить неизбежное до самого последнего момента, когда промедление становится преступлением. В этом наша слабость. Мы слабы там, где сильны менее щепетильные люди, такие, как вы.

— Благодарю, — сказал Торстерн.

— Тем большее для нас облегчение, когда наша жертва напрочь лишена морали, — добавил Рейвен. Почувствовав, что наступил решающий момент, он резко повернулся и пристально посмотрел в экран своими сверкавшими серебром глазами:

— До свидания, Эммануэль! Настанет день, и мы обязательно встретимся!

Торстерн не отвечал. Да он и не мог. С его лицом, только что сильным и волевым, творилось что-то невообразимое. Глаза вылезли из орбит, взгляд метался, зубы стучали, по лбу градом катился пот. Казалось, этого человека разрывают на части.

Продолжая тихонько поглаживать безвольное тело, Рейвен невозмутимо наблюдал за происходящим на экране. Перекошенное лицо Торстерна исчезло с экрана, вместо него появилась рука, судорожно пытавшаяся что-то схватить. Затем исказившееся до неузнаваемости лицо всплыло снова… Все это заняло меньше двадцати секунд.

Спектакль закончился так же быстро, как и начался. Лицо разгладилось, обрело обычное выражение, и только капельки пота блестели на нем. Вновь зазвучал холодный, спокойный, собранный голос. Это был голос Торстерна, но в нем появилась какая-то новая интонация, почти неразличимая. Впечатление было такое, словно голосовыми связками Торстерна пользовался кто-то другой, а сам он превратился в говорящего манекена. Слова предназначались скрытому микрофону слева от экрана.

— Джесмонд, мои гости уходят. Проследи, чтобы им не мешали.

Манекен наклонился и нажал кнопку. Открылись дверные запоры. И это было последнее, что сделал Торстерн. В следующее мгновение его лицо снова перекосилось, рот раскрылся, странные гримасы одна за другой искажали его черты. Затем голова исчезла с экрана. С глухим стуком тело рухнуло на пол.

Чарльз зашевелился, когда Рейвен с большой силой потряс его. Открыв тусклые глаза, он задрожал, пришел в себя и медленно поднялся на ноги. Он слегка шатался и тяжело дышал.

— Надо побыстрее исчезнуть, Дэвид. Я думал… взял его наверняка, но это хитрый дьявол…

— Знаю. Видел. Новое лицо. Идем.

Метнувшись к двери, он рывком распахнул ее, протащил Чарльза в коридор. В пустой комнате тихо светился пустой экран. Рейвен захлопнул дверь и свернул в коридор. Никого.

— Хитрый дьявол, — обиженно пыхтя, повторил Чарльз.

— Помолчи. Потом обсудим.

Они быстро пересекли зону бесполезного теперь инфракрасного луча, и вышли в заполненный туманом внутренний дворик. Сумбурный поток чужих мыслей проникал в их разум, заставляя спешить.

— …ЭТОТ ТАНЦОР ПОХОЖ НА ДРЕССИРОВАННУЮ ЗМЕЮ… ГОВОРЮ ТЕБЕ, ЭТОТ РЕЙВЕН МЕРТВ, ОН НЕ МОГ… ВОТ СМЕХУ БЫЛО, КОГДА ХОТСИ ПОДЖЕГ ТУ СВАЛКУ… ДОТЯНУЛСЯ ДО ГАЗОВОЙ КНОПКИ, НО КАК ОНИ ДО НЕГО ДОБРАЛИСЬ, НЕ ПРЕДСТАВЛЯЮ… ИЗ ТОЙ ИСТОРИИ ЯСНО, ЧТО ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНЫЙ ОДНОМЕСТНЫЙ БОТ ДЛЯ ПОЛЕТА К ЮПИТЕРУ У НИХ ПОЯВИЛСЯ ЕЩЕ ГОДА ДВА НАЗАД, НО НЕ ДУМАЮ, ЭТО ОЧЕРЕДНАЯ ЗЕМНАЯ БАЙКА, ПОТОМУ ЧТО… ЗНАЧИТ, ОНИ УНИВЕРСАЛЬНЫЕ МУТАНТЫ. ЭТО ВСЕ ВРУТ, ЧТО ТАКИХ ЗВЕРЕЙ НЕТ… ЦЕЛУЮ ЖИЛУ СЕРЕБРА НА ТОЙ СТОРОНЕ ЗУБОВ ПИЛЫ, ПОЭТОМУ ОН СОБРАЛСЯ И… НЕ МОГЛИ ОНИ ДАЛЕКО УЙТИ. ТРЕВОГА, СЛЫШИТЕ! ЧТО ТОЛКУ ГЛАЗЕТЬ НА ТРУП, ПОКА ЭТИ ДЕФЕКТИВНЫЕ… НУ, СЛЕДУЮЩЕЕ, ЧТО ТОТ МАРСИАНСКИЙ ЛЕВИТАТОР ДЕЛАЕТ, — ПОДНИМАЕТСЯ К ПОТОЛКУ, И КАРТИНКА ВЫПАДАЕТ ИЗ ЕГО КАРМАНА ПРЯМО В ПОДОЛ ЕГО ЖЕНЫ. ОНА БЕРЕТ… УЖЕ У ВОРОТ. ВРУБАЙ СИРЕНУ… СТРЕЛЯЙ, ЕСЛИ УВИДИШЬ… НАДО БЫЛО СЫГРАТЬ ТЕМ ТУЗОМ. ЭЙ, ЧЕГО ЗАБЕГАЛИ?… ИСПУГАЛИСЬ? ОНИ СМЕРТНЫ, КАК ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ.

Охранник Джесмонд все так же угрюмо стоял у ворот. Йз-за тумана он узнал их, только когда они подошли совсем близко, и в изумлении выпучил глаза.

— Вы? Как вы попали внутрь?

— Не твое дело, — Рейвен указал на ворота. — Выполняй приказ и открывай.

— Но-но! Потише! — Бормоча что-то под нос, Джесмонд начал возиться со сложным замком. Перипетии сегодняшнего вечера действовали ему на нервы.

— Побыстрее… Мы спешим.

— Еще чего! — Он уставился на них, держа одну руку на запоре. — Кто тут хозяин?

— Я! — быстро сказал Рейвен. Костяшками пальцев он ударил Джесмонда по переносице. — Извини, приятель.

Удар был силен. Джесмонд упал и остался лежать, пуская пузыри. Глаза его были закрыты, а мысли блуждали где-то далеко отсюда.

Открыв запор, Рейвен широко распахнул ворота и обернулся к Чарльзу:

— Сегодня ты поработал на славу! Пора и домой!

— Не морочь мне голову! — Чарльз бросил на него понимающий взгляд. — Эти ворота — просто уловка, иначе зачем было разбивать нос этому соне. Ты собираешься вернуться обратно. — Чарльз потоптался на месте, глядя на Рейвена, и закончил: — И я тоже.

В это мгновение включилась сирена. Где-то высоко, над черными зубчатыми стенами послышался низкий рев, который, быстро превратившись в пронзительный вопль, разорвал ночной туман, отозвался эхом в окрестностях.

Глава двенадцатая

Они торопливо пробирались сквозь вязкий туман, ощутимо давивший на лица сыростью и холодом, покрывавший их капельками влаги и волочившийся за ними тонкими щупальцами. Обычный запах венерианской ночи был сейчас особенно сильным. Но ничто не могло замедлить их продвижение; они рассекали туман так, будто шли при ярком свете дня.

В противоположном конце дворика, в стороне от двери, в которую они уже входили, была узкая каменная арка с подвешенным под самым куполом фонарем. Этот причудливой формы фонарь выглядел безобидным украшением, но на самом деле он испускал узкий веер лучей на ряд фотоэлементов величиной с булавочную головку, расположенных на расстоянии одного шага перед аркой.