— Установили личность человека, оставившего газету в пельменной?
— По номеру машины. Борисов Сергей Пантелеевич. Машина закреплена за наркоминделом. Сейчас используется в качестве разъездной. В обычном режиме возит помощника наркома Степана Августовича Мазарука. Сейчас он находится в загранкомандировке.
— Зачем же такая конспирация? Червоный сам работает в наркомате и мог встретиться с шофером на стоянке.
— Мы пришли к тем же выводам, по этой причине я выделил этот факт, отвечая на ваш вопрос.
— Хорошо, лейтенант. Наблюдения с объекта можно снять. Все, что я хотел знать, вы мне доложили.
Офицер ушел. Журавлев достал список советской делегации, уехавшей в Париж с выставкой. Фамилия Мазарук стояла одной из первых. Важная птица, с таким самому бодаться бесполезно, нужна санкция Литвинова. Даже Ежов без поддержки Сталина не станет лезть напролом. Наркомат иностранных дел стоял особняком, весь иностранный отдел НКВД формировался из дипкор-пуса, а дипкорпус из работников НКВД. Одна контора. Неужели дипломаты затеяли свою игру в обход разведки? Маловероятно. Тогда Ежов должен знать о всех тонкостях этого дела. Либо его отшили на самом верху, либо он совершает глупость, подключив к делу опытного следователя. Ежов не способен плести интриги, он может арестовать мать родную и выбить из нее любые показания, но играть в сложные игры ему не дано.
Журавлев позвонил майору Рубеко.
— Викентий Ефремыч, Журавлев беспокоит. Надо встретиться. Нет, ко мне приезжать не нужно. Сможете через полчаса быть на Пушкинской площади? Отлично. До встречи.
Когда он подъехал к памятнику, Рубеко сел к нему в машину и спросил:
— Куда мы едем?
— В Красково, на дачу к Червоному. Скажите, а кто ведет следствие по убийству жены Кострулева?
— Народный следователь прокуратуры СССР Сизов. Следствие закончено, убийца осужден. Кострулеву дали десять лет.
— На вас висит только ограбление?
— Да. Это мой профиль.
— Если сегодня все пройдет, как я задумал, то вас придется отстранить от этого дела.
— Почему?
— Оно очень дурно пахнет. Если там есть политика, вам лучше держаться подальше. Вы окажетесь крайним и на вас отыграются. Поверьте, я знаю, о чем говорю.
— Я догадываюсь.
— Какие у вас новости?
— Очень плохие. Похоронил младшего брата. Его убили. Мне действительно надо устраниться от этого дела. У меня есть основания считать убийцей Ивана Червоного.
Машина вильнула, но тут же выровнялась.
— Какая связь? Месть? Вы его допрашивали?
— Иван понятия не имеет, что находится под подозрением. Он исполнитель, выполняет приказы. И даже не знал моего брата. Парню — двадцать один год. Курсант. Кому он нужен. Тот же случай, что с женой Кострулева.
— А если у Червоного есть алиби? Когда это случилось?
— Двадцать пятого мая в четырнадцать часов.
— Где?
— В Куйбышевском ЗАГСе.
— Возьмите папку с заднего сиденья, там указаны все передвижения Червоного за последние десять дней.
Рубеко взял папку и начал ее листать.
— Вот. Двадцать пятое число. «В тринадцать часов семь минут объект доехал до площади Разгуляй и, свернув в Токмаков переулок, оставил свою машину. Далее прошел пешком до Басманной улицы и свернул на нее. Дойдя до ЗАГСа, вошел в здание. Наблюдение осложнялось большим количеством новобрачных и гостей. В четырнадцать часов шесть минут он покинул здание и вернулся к своей машине. Контактов не обнаружено».
Рубеко отложил папку.
— Я и без наблюдений это знал.
Он вынул фотографию и показал ее Журавлеву.
— Вот снимок. Мой брат, его невеста, за их спиной Иван. В два часа Алешка потерял сознание и умер.
Он вновь открыл папку и пролистай страницы.
— Дальше. «В семнадцать тридцать объект приехал на Сретенку и зашел в фотоателье, где находился семнадцать минут…»
— И что это значит?
— В этом ателье работает фотограф, его нанимали делать свадебные снимки. Но их так и не сделали, чудодейственным образом пленка засветилась. Думаю, Иван попал в кадр и ему пришлось убрать свидетеля и уничтожить негативы. Фотография с Иваном сделана фотографом-любителем, который остался, к счастью, незамеченным.
Машина выехала из города, и Журавлев прибавил скорость.
— Каковы мотивы?
— Полагаю, что Иван выполнял приказ отца невесты.
— И фамилия его Мазарук.
— Как вы догадались?
— Я не гадалка, майор. Степан Мазарук устроил Ивана на работу в наркомате. При той должности, которую занимает Мазарук, он один из немногих, кто мог знать, где хранятся изделия для выставки и изумрудный комплект для англичанина. И только Мазарук мог приказать Ивану пойти на мокрое дело, других он не послушался бы. Убийство вашего брата поставило Ивана в еще большую зависимость от Мазарука, который избавился от мешавшего ему человека и еще раз проверил надежность своего холуя. Сам же Степан Августович отбыл в Париж шестнадцатого мая, в тот день, когда мы с вами встретились впервые. Совпадение? Вряд ли. Вы месяц занимались ограблением, а меня подключают к делу, когда вся делегация выставки покидает СССР.
— Выходит, наша работа не имеет смысла, — удивился Рубеко.
— Если я берусь за дело, то довожу его до конца. Таков мой принцип. Мои выводы могут кого-то покоробить, но по-другому я работать не умею. А вам надо отойти в сторону, пока не поздно, с майором милиции считаться не будут. Со мной не все так просто, хотя я догадываюсь, чем кончится эта история.
Приехав в поселок, они поставили машину возле станции и пошли пешком по схеме, нарисованной лейтенантом.
— Нам повезло, — сказал Рубеко, показывая на черную «эмку», стоящую возле участка, — это его машина.
— Я не сомневался, что мы его застанем. У парня в заднице полно иголок, ему на месте не сидится. На участке зарыт клад, малый лишился сна, будет перепрятывать свои сокровища, пока не потеряет их.
— Золото?
— Упаси Бог. Его уже вывезли. От Ивана откупились. Это его еще больше повязало по рукам и ногам.
Журавлев не ошибся. Они застали Ивана за работой с лопатой в руках.
— Бог в помощь, гражданин Червоный.
Иван вздрогнул, выронил лопату и оглянулся. Перед ним стояли двое мужчин. Одному лет сорок, другому под тридцать и ни один из них не походил на кого-то из его соседей.
— Что вам здесь надо?
— То, что вы откапываете. Черный чемодан на трех застежках. Он хорошо описан в рапорте. Работайте, мы не торопимся.
— Кто вы?