— Не повезло тебе, дружок. Ты оказался не в то время и не в том месте. Прощай, — проговорил Муратов и выстрелил парню в лоб.
Времени терять было нельзя, поезд уже далеко ушел от перекрестка, ведущего к Черной Балке. Одна минута — лишняя сотня метров пути по шпалам. На восток идут только военные эшелоны, на такой не запрыгнешь. Надо рисковать — спуститься по ступенькам и прыгнуть в кювет, несмотря на то что поезд шел на большой скорости.
Ключ повернулся, но дверь не открывалась. Муратов потряс ее, она даже не шелохнулась. Он поднял с пола автомат и выбил прикладом стекло. В лицо ударила струя воздуха, смешанного с паровозным дымом. Василий выглянул и все понял: дверь была забита при помощи железной скобы, тут и лом не поможет. Что делать? Нырнуть рыбкой в узкую Щель? Сломаешь не только ноги, но и шею.
Прихватив автомат, Василий вернулся в коридор. Его план сорвался, и бывший штурман озверел от злости. Он
прошел в другой конец вагона и опять глянул в окошко. 1ам солдат не дремал, сидел на откидном стуле и смотрел в окно на однообразный таежный пейзаж. Муратов зашел в туалет и открыл пальбу из автомата. Расчеты уже не требовались, и патронов он не жалел. У него взмок лоб.
Все повторилось. Правда, на этот раз охранника добивать не пришлось. Автоматчик был нашпигован пулями, как сырокопченая колбаса салом. Муратов выбил стекло и опять увидел скобу. Путь закрыт.
Он вернулся в свое купе.
— Стрельбу слышали?
— Ничего не слышали, — сказал Юрко.
— Отлично, — Муратов бросил на стол два автомата. — Наш вагон свободен, но сойти с поезда невозможно, двери заколочены. Похоже, из поезда никого выпускать не будут, нас везут в ловушку. Они и солдат своих не пожалеют, спалят нас к чертовой матери.
Старик что-то нарисовал на бумаге и подписал рисунок. Юрко рассмотрел листок.
— Дед сказал, что ты мыслишь правильно, но здесь они этого делать не будут, загорится тайга. Лес сухой, лето было жарким, рядом города. Пожар локализовать не смогут. Он нарисовал стрелку, она указывает на юг.
— Понял. Казахские степи. Фома кивнул и написал:
«Поворот за Омском. Дорога идет вдоль Иртыша, а реки не горят!»
— У нас есть время, — согласился Муратов. — Надо очистить поезд от охраны. Возьмете автоматы и пойдете за мной. Я надену форму лейтенанта, размерчик у нас схожий, а со спины меня не узнают.
Басалаева, настоящего лейтенанта, оставили связанным, и все трое вышли из купе с автоматами.
Настал ответственный момент — переход в следующий вагон. Муратов открыл дверь в тамбур и, держась за ручку, шагнул спиной вперед. Солдат увидел форму начальника, вскочил, вытянулся по стойке смирно, сиденье сложилось и ударило по стенке. Муратов стрелял из-под руки. С такого расстояния невозможно промахнуться и с закрытыми глазами, парень был убит одним выстрелом. Муратова все еще не покидала надежда, он опять выбил стекло и опять увидел скобу на двери.
В третьем по счету вагоне их ждал сюрприз — им навстречу шли четыре человека с белыми повязками на рукавах. Первым шел капитан третьего ранга Яша Стрелов, за ним профессор Прянишников, следом начальник поезда Лука Лыков, завершал группу проводник Гавриков. Андрею повязки не досталось, и он остался в хвостовом вагоне возле замолкнувшего телеграфа грустить об отставшей от поезда жене. Автоматчики пропускали людей с повязками, но тут же брали их на мушку.
Группа действовала по плану капитана. Им было разрешено убрать трупы бунтовщиков, потерявших жизнь ни за что. Воспользовавшись этим, надо примелькаться, солдаты должны привыкнуть к частому появлению людей с повязками и в конечном счете не обращать на них внимание. Стрелки успокоятся и не будут хвататься за оружие при виде санитаров. Потом необходимо нейтрализовать их командира. Лейтенант Басалаев — фанатик, от него можно ожидать чего угодно, вести с ним переговоры бесполезно, так же как с солдатами. Они ничего не понимают, не видят и не слышат, выполняют приказ. Войдя в вагон, «санитары» увидели результат их безмозглой работы. Люди, повидавшие в жизни всё, оторопели. Весь вагон был завален трупами. Убивали и тех, кто не решился бунтовать и остался в купе. Так, для порядка. Среди мертвых были дети. В вагоне стоял стойкий сладковатый запах крови. Двери всех купе были распахнуты, в одном из них в углу у окна с простреленной грудью сидел Семен Рыжих, ученый-востоковед, жених Тани. Он держал в руках треснувшие очки.
— Сволочи! — прохрипел сдержанный на эмоции профессор.
— Еще один мертвый вагон, — покачал головой Стрелов. — Надо освободить проходы, затащить тела в купе и закрыть их. К вечеру здесь будет стоять такой смрад, что не пройдешь.
— Отличная среда для распространения инфекции! — в отчаянии воскликнул профессор. — А главное — кровь. Море крови. Лучшая среда для выживания и распространения микробов. Если среди пассажиров этого вагона был хотя бы один зараженный, вагон превратится в чумную бомбу. Вирус окрепнет и его уже ничто не остановит. Мы все погибнем в течение нескольких часов. Сколько у нас осталось хлорки?
— Шесть мешков, — доложил Лыков.
— Слишком мало. Сколько трупов?
— Около тридцати.
— Их надо складывать в одно купе, класть штабелями и пересыпать хлоркой.
— Не войдут. Хоть до потолка клади.
Из тамбура послышался выстрел, дверь распахнулась, н пороге появился лейтенант и двое автоматчиков.
— Ложись! — приказал Стрелов.
Команду поняли все. Раздались две автоматные очереди. Пули просвистели над головами и разнесли дверь с противоположной стороны вместе с появившимися там охранниками. Очереди затихли. Люди с белыми повязками подняли головы, но ничего не могли понять: лейтенант, да не тот, и солдаты с ним странные. Один слишком молод, другой слишком стар.
— Вы кто? — спросил Лыков.
— Они из моего вагона, — признался Гавриков. — Два переодетых зека, которых Яшка не добил, и новенький. Сам напросился, дурак. Только выйти теперь не может.
— Три вагона позади нас лишились охраны. Оружия у нас теперь навалом, — подходя, громко чеканил Вася Муратов. — А здесь что творится?
— Люди хотели пить, вот их и напоили собственной кровью, — пояснил Стрелов. — Надо освобождать поезд от трупов. К ночи этот вагон превратится в бомбу.
Муратов все понял.
— Согласен. Но у меня есть свой консультант, — он кивнул на Фому. — Пока мы не минуем Новосибирск, поезд должен выглядеть так, как выглядел, и не вызывать подозрений. До Омска рукой подать, если там что-то заподозрят, пустят по следу войска, прочешут всю тайгу. Среди пассажиров много детей и стариков, они далеко не уйдут, погибнут, как эти. Придется на время затихнуть. После поворота на юг пойдем в наступление.
— Что значит в «наступление»? — спросил профессор. — Как вы себе это представляете?
— Не знаю. Наша задача — остановить поезд и высадить людей.