— Неизвестно, сколько лет этим туннелям, но, несомненно, тут все уже обветшало и держится на честном слове, — неодобрительно покосившись на него, проворчал Профессор. — В любой момент все это может обрушиться нам на головы от малейшего сотрясения воздуха и похоронит нас здесь.
Проход стал еще уже. Теперь это был просто прорытая в земле нора. Игорь посветил вперед — там, кажется, проход опять расширялся или выходил в более просторный коридор — не поймешь. Женя шепотом сказала, что ей страшно.
— Возвращайтесь на берег реки и ждите меня там, — велел Игорь спутникам. — За мной не ходите, даже если услышите шум. Если не вернусь через час, идите вверх по течению. А там уж придется вам самим решать, что делать.
Марина как будто хотела возразить, но промолчала, только вздохнула. Профессор тоже молчал. «В сущности, он заварил всю эту кашу, ему бы и идти в первых рядах», — подумал Игорь. Но Северцев, судя по всему, предпочитал действовать чужими руками. А Игорь понимал, что толку от старика в разведке не будет, наоборот, он будет только мешать и затруднять движение. Тут и без его постоянного нытья несладко.
Профессора же катакомбы настроили на мысли о бренности всего земного. «Вся Москва, — думал он, — буквально изрыта подземными ходами. Когда-то в них скрывался знаменитый Ванька-Каин, а теперь от него осталось лишь имя, которое уже мало кто помнит, дурная слава да, возможно, несколько припрятанных кое-где кладов, никому более не нужных. Антиквариат и золото с бриллиантами теперь не в чести — оружие, лекарства, еда и снаряжение — куда более желанные сокровища. Десятилетия спустя после смерти Ваньки-Каина бродил по подземельям Гиляровский, затем обживали подземные ходы диггеры — да много всякого народу здесь побывало, по большей части не оставившего по себе памяти. Сейчас вот мы проходим здесь. А пройдет еще совсем немного времени — и уже от нас самих не останется имен… да что там, имен — даже костей не останется! А подземелья по-прежнему будут жить своей неведомой жизнью. В Неглинке будут плавать странные пучеглазые рыбы, по берегам будут бродить белые тараканы. А будут ли еще жить люди или вымрут вскоре окончательно — никому не известно…»
От подземных ходов мысли Профессора загадочным образом перескочили к египетским пирамидам. Наверное, оттого, что в них тоже были тайные ходы и камеры. Старик начал размышлять о великой цивилизации, оставившей такие гигантские памятники и сгинувшей бесследно. Потом вспомнились огромные статуи, которых так много появилось в Москве в последние годы перед Катастрофой. Профессор задумался, можно ли установить прямую связь между размерами памятников и сроками гибели той или иной цивилизации? Возможно, здесь есть прямая зависимость — чем грандиознее сооружения, тем ближе конец? Не исключено, что он на пороге великого открытия. Но настроение у него сразу упало, как только он вспомнил о бездарном брамине Якубовиче, который поломал ему всю карьеру в Полисе. Якубович уверял, что все его гениальные открытия сильно запоздали и никому не нужны. «Как он не понимает — у открытий нет срока давности! Хотя нельзя не признать, что из наблюдений по поводу размеров статуй уже поздновато делать выводы… Обидно, чертовски обидно!»
Разве думал прежде Аристарх Северцев, что придется на старости лет связаться с таким отребьем? Ведь он единственный среди них, кто еще знает, о чем на самом деле писал Кастанеда. А этим уже без разницы — что Кастанеда, что Торквемада. Им дела нет ни до того, ни до другого. Все их мысли — лишь о еде да о собственной шкуре. А кому эта шкура нужна, кроме них самих? Но пока ему не обойтись без них, один он здесь пропадет…
* * *
Игорь полз по узкому проходу. Земля словно сдавила его со всех сторон. Громов ощутил запоздалое раскаяние: зачем он вообще сунулся в эту чертову дыру? Зачем послушал безумного старика? Сейчас шлепали бы себе спокойно по туннелю. Не надо было идти у Профессора на поводу. Ведь даже если самому Игорю удастся тут пролезть, остальные ни за что не решатся следовать за ним. А Профессор и вовсе застрянет. «Надо возвращаться», — подумал Игорь, но обнаружил, что он уже не может ползти назад. Он торчал в земляной норе, как плотно пригнанная пробка.
Игоря охватила паника. Он так и останется здесь, он задохнется! Может, остальные догадаются, что его надо выручать? Придут, попробуют вытащить? Но сколько еще времени ему ждать? И вдруг он понял: никто не придет и не спасет. Он же сам велел за собой не ходить и ждать до истечения часа!
Вот они подождут его час. Может быть, даже два. И отправятся обратно. А он в этой земляной дыре будет постепенно умирать от голода и жажды. Или явится какой-нибудь хищник, привлеченный запахом, и будет постепенно объедать его, беспомощного. И даже если крупных хищников здесь не водится, то наверняка есть крысы. Полчища вечно голодных серых зверьков с острыми зубками. Скоро они учуют его… и лучше не думать, что будет тогда.
Игорь сжал зубы. Нет. Не станет он паниковать. Нельзя назад — попробуем вперед. Медленно, сантиметр за сантиметром, он преодолевал расстояние и вдруг почувствовал, что нора расширяется. Он уже мог двигаться свободно. Потом ход расширился настолько, что Игорь смог идти, лишь чуть-чуть нагибая голову. Зато он почувствовал резкое зловоние — словно бы сдохло животное или поблизости находился очень давно не мывшийся человек. Громов сделал еще несколько шагов, и тут сбоку на него кинулся кто-то невероятно вонючий.
Игорь двинул нападавшему на ощупь и, видно, попал в челюсть — тот охнул и отлетел в сторону. Но Громов и сам не удержался на ногах — от резкого движения ноги разъехались на жидкой глине. Упав, он приложился виском обо что-то твердое. Накатила противная слабость, в глазах потемнело. Сказывались недавние травмы. Тот, другой, немедленно навалился сверху, схватил за горло, пытаясь сунуть Игоря головой в лужу И ему это почти удалось. Игорь уже задыхался, как вдруг нападавший дернулся, обмяк и лежал теперь на нем без движения, придавливая к земле.
Подождав чуть-чуть, Игорь вывернулся из-под вонючего тела, пошарил по сторонам. Пальцы наткнулись на ботинок. Мало того — он был обут на чью-то ногу. Другой рукой Громов нащупал, наконец, фонарик. Щелкнул рычажком. «Отличный ботинок, хороший выбор, — скользнула в голову идиотская мысль. — Толстый, с ребристой подошвой, почти новый». Хозяин ботинка явно знал толк в обуви и был человеком небедным. Луч скользнул вверх, осветил стоящую над ним фигуру в костюме химзащиты, но с непокрытой головой. И когда луч света упал на лицо, Игорь понял, что перед ним женщина.
Незнакомка стояла спокойно, давая себя рассмотреть. В одной руке она держала пистолет, опущенный дулом вниз. Но Игоря не обманывала расслабленная поза — он чувствовал, что женщина начеку. Если что, пустит оружие в ход быстро, не раздумывая.
Он с усилием поднялся. Женщина молча наблюдала за ним. Совсем молодая, лицо самое обычное: скуластое, с маленьким носиком, волосы неопределенного цвета, пожалуй, темно-русого. Стриглась явно сама — челка неровная, косая, с одной стороны волосы закрывают чуть ли не пол-лица и ухо, с другой — ухо открыто. Аккуратное вполне ушко. Игорь мог бы поклясться — неровная прическа сделана сознательно, а не оттого, что зеркала под рукой не оказалось. Конечно, в метро с парикмахерами было туго. Стригли чаще всего друг друга, кто как умел. Попадались очень способные мастера, но к ним стояли в очередь, и они заламывали высокие цены за работу. Естественно, больше этот вопрос волновал женщин. Мужчины чаще просто брились наголо, а потом так и ходили, пока волосы опять не становились чересчур длинными.