— Не разочаровалась? Зачем твой бог допускает такие мучения? Зачем он создал мутантов, ленточников, змеев?
— Их создал не Бог. Их создали люди. И продолжают создавать…
— Света. Я тебя не просто поговорить позвал. Я к тебе с предложением. Оставайся в Центре. У тебя третий уровень. Пойдешь работать ко мне в лабораторию. С твоей головой не проблема получить второй. А потом, глядишь, заменишь меня, станешь членом Ученого Совета. У тебя есть все шансы стать даже Председателем. Я никому такого не предлагал. Ни до тебя, ни после у меня никогда не было такой талантливой ученицы. Когда ты была на последнем курсе Университета, я чувствовал, что на многие твои вопросы уже просто не могу ответить, а на некоторые ты сама отвечала лучше меня. Такой интеллект преступно губить, использовать для бессмысленных переговоров с одичавшими поселениями. Мне нужен преемник. У тебя впереди большое будущее, ты сможешь стать одним из самых влиятельных людей в Муосе. Я тебе помогу. У меня есть сын. Он не глуп, хотя до тебя ему далеко. Он офицер четвертого уровня, скоро получит третий. Поженитесь… Я давно уже об этом думаю. Только не говори, что ты не согласна…
Светлана помолчала несколько секунд и потом тихо, но твердо произнесла:
— Спасибо за предложение, Учитель, но вы же помните: мне уже предлагали остаться в Центре, сразу после выпуска. Я отказалась. Я должна быть там, на Партизанской. Ничего не поменялось, Учитель….
Буковский нервно встал:
— Не понимаю! Я не могу этого понять! Тебе сейчас двадцать лет, так? У вас же, кажется, в двадцать пять уходят наверх…
— В двадцать три.
— Тем более! Ты, молодая, умная и красивая, за пару лет заживо сгниешь, ковыряя картошку на поверхности. Зачем тебе это?
— Это судьба всех партизан. Я должна ее разделить. Но я надеюсь за оставшееся мне время что-то изменить, успеть многое сделать. Я считаю это своим призванием и долгом.
— Судьба партизан? Да каждый из твоих мурзатых друзей-партизан вырвал бы у другого из рук такой шанс! Хочешь объединять Муос? Объединяй его из Центра! Ведь это самое благополучное государство в Муосе.
— Только видимость благополучия. Да, у вас сейчас жизнь легче, больше еды, другой уровень медицины. Но я вижу, как Центр гниет изнутри. Ваша система воспитывает в людях цинизм и себялюбие. Ваша тотальная бюрократия делает государство нежизнеспособным, лишает его возможности противостоять новым опасностям, которые появились в Муосе. Вы отгородились от змеев, леса, Америки и, главное, ленточников, партизанскими поселениями и станциями нейтралов и за их спинами чувствуете себя в безопасности. Все это временно. Ленточники становятся все более агрессивными. Если падет Нейтральная, вы окажетесь лицом к лицу с врагом. Что вы будете делать тогда?
— Ты забыла, что у нас приличная армия. В лабораториях мы разрабатываем новое оружие. И, наконец, морлоки. Еще несколько лет — и мы создадим совершенных рабов, которые будут трудиться на поверхности, обеспечивая нас продовольствием, а потом смогут прямо с поверхности совершать набеги на другие станции.
— Ах, вот что, Учитель! Лучшие умы трудятся над проблемой по созданию морлоков? Вы ставите чудовищные опыты над людьми и чувствуете себя творцом? Я слышала, что для исследований сотрудники лаборатории по результатам тестов отбирают у матерей их детей и отправляют наверх, чтобы использовать для опытов. Это бесчеловечно! А вы еще хотите привлечь меня к вашей «научной работе»? Я в этом участвовать не буду!
Да, я через три года уйду в верхний лагерь. Но я жила, училась, трудилась, боролась, пыталась сделать жизнь лучше. И я не одна. Я знаю много хороших людей, которых вы назвали мурзатыми партизанами: Батура, Талаш, Анка… Я полюбила человека, который пришел в наш Муос издалека, рискуя собой. Учитель, поверьте, их экспедиция не имеет корыстных целей. Наверное, слышать это здесь, в Центре, странно?
А теперь я прошу вас помочь нам. Не препятствуйте миссии, чтобы не мучиться на смертном одре угрызениями совести. Это доброе дело вам зачтется. Думаю, у вас их было не так уж много!
Светлана говорила все это спокойным и уверенным голосом. Она встала и теперь стояла перед своим учителем, который наклонил по-старчески трясущуюся голову и молча ее слушал. Он уже не надеялся переубедить Светлану и, подумав, устало сказал:
— Ты наговорила мне грубостей, но я слишком стар, чтобы менять свое отношение к тебе… Послушай, — продолжил Буковский, понизив голос, — Председатель Совета предлагает взять москвичей под стражу, поселить в отдельном охраняемом бункере, но при этом создать хорошие условия жизни, приравненные к УЗ-3. У них хотят получить всю необходимую информацию, попытаться наладить радиосвязь с Москвой. Ученый Совет заинтересован в этом, но боится, что вы осуществите это где-нибудь в другом месте Муоса, а значит, оставите нас в дураках. Председатель предложил обдумать это, а завтра утром обсудить и принять решение, что с вами делать…
Света, доведется ли нам снова свидеться?.. Я хочу, чтобы ты знала — ты мне как дочь. У меня было четверо сыновей, они погибли в последнюю Мировую на поверхности. Когда тебя девчушкой привезли, поруганную, избитую и чуть живую, я, действительно, считал глупым тратить на тебя драгоценные лекарства, а предлагал партизанам лучше продать мне для лабораторных опытов. Но те настаивали, поэтому я тебя сшил. Чудом ты выжила. Как только ты стала говорить, сразу засыпала меня кучей вопросов, и вопросов не детских. Ты схватывала все на лету, была любознательной, и при этом очень доброй. Однажды, когда я вечером тихо зашел в твою палату, ты стояла на коленях, сложив ладони, и молилась своему Богу. Ты говорила: «Боженька, пожалуйста, помоги дяде Вове в его работе! Ему так тяжело, он столько делает для людей, он вылечил меня, он такой добрый…» Мне стало стыдно, — может быть, первый раз в жизни, — за то, что я хотел тебя использовать как биоматериал.
Я ходатайствовал, чтобы тебя определили в школу. В Университет ты поступила сама, без моей помощи — тебе не было равных на вступительных экзаменах. Я с нетерпением ждал лекций и семинаров в твоей группе. Мне нравилось с тобой разговаривать, спорить. Когда мои научные исследования заходили в тупик, я шел поговорить к тебе. Ты всегда меня радостно встречала и с напором вступала в обсуждение частных научных проблем (о главной цели своих исследований я тебе не говорил). В дискуссии решение рождалось само собой.
Когда ты после выпуска в Университете отказалась остаться в Центре, я думал, что, хлебнув несладкой партизанской жизни, ты вернешься. Ты не вернулась. С тобой из Центра для меня ушла радость жизни. Я вошел в Ученый Совет, но поверь, это для меня не много значит. Я часто думал о тебе, как о самом близком человеке. Когда я увидел тебя сегодня в этом кабинете, у меня чуть сердце из груди не выскочило. Я ждал, когда ты придешь. Вот ты пришла… Но ты стала чужая, совсем чужая…
Конечно, Светлана, я помогу тебе и твоим друзьям в вашей сомнительной затее. Я думаю, мне удастся убедить Председателя отпустить вас… Но знай, что я делаю это не ради них, а только ради тебя, девочка…