Дехтер враждебно глянул на него:
— Я видел, как ты защищаешь свое население. За время экскурсии по Штатам насмотрелся на твои порядки.
— Ба, какие мы нежные! Это твоя подружка-партизанка тебя настроила? А что ты думал? Настоящая власть предполагает разделение на сильных и слабых. Это закон жизни… Ладно, если не смог тебя, дурака, убедить, попробую другие методы… Да ты не волнуйся, пытать я тебя не стану. Уверен, что пытки ты выдержишь. Я тебе такого удовольствия не доставлю. Пойдем-ка со мной. Ты во время своей экскурсии по Штатам еще не все видел…
Президент взял со стола пистолет и махнул им в сторону выхода. Дехтер, со связанными руками, вяло пошел в указанном направлении. На выходе его взяли на прицел три конвоира-арбалетчика. Так, под конвоем, капитана подвели к слепой ветви туннеля. Прошли мимо ямы, где сидели Светлана и Глина. Включился свет, и Дехтер увидел то, что заставило его, видавшего виды офицера, вздрогнуть. Тупик туннеля был отгорожен клеткой. В ней находилось какое-то неведомое существо: черное, слизкое, с кошмарной морщинистой трехглазой мордой. Из щели, которая являлась ртом, текла слизь. Существо имело четыре конечности, одновременно похожие и на руки, и на ноги, и было раза в полтора больше человека. Когда зажегся свет, тварь кинулась на решетку, издавая булькающий вой.
— Знаешь, кто это? Это морлок. Его создали твои друзья-центровики. Мои люди нашли его во время вылазки на поверхность. Его бросили подыхать, посчитав, что он не прошел какого-то там испытания. А у меня он ожил, подрос. Мы ему скармливаем трупы… Ну, иногда, и полутрупы… Очень экономно и гигиенично.
Теперь Дехтер заметил несколько черепов, валявшихся в клетке, и невольно отвернулся. Славински, который внимательно наблюдал за его реакцией, наслаждался произведенным эффектом и продолжал:
— Ему у нас хорошо. Мы ему даже жену нашли. Она провинилась. Про каких-то «землян» басни рассказывать начала, моих рабов от работы отвлекать. Вот я ее в жены нашему морлоку и определил. Думал — убьет ее. Так нет же, он к ней хорошо относится, едой делится, не обижает. Я бы даже больше сказал… Может, скоро дети пойдут.
Всмотревшись, Дехтер увидел в углу клетки еще какое-то существо. Это была женщина или девушка: грязная, со слипшимися волосами, одетая в какие-то лохмотья. Она сидела на полу клетки и раскачивалась из стороны в сторону. Девушка явно была не в себе. Не поворачиваясь, Дехтер процедил сквозь зубы:
— Ах ты сволочь!
— Согласен с тобой… Но, как я уже говорил, выживает сильнейший. Закон эволюции, так сказать. А в наше время и в нашем мире гуманизм — это слабость… Но я тебя не на экзотику посмотреть привел. Я у тебя совета спросить хочу, вернее узнать твое мнение: как ты думаешь, если морлоку привести еще одну подружку, он не будет возражать?
От приступа ярости у Дехтера помутнело в глазах. Три взведенных арбалета смотрели ему в спину, а президент явно ждал взрывной реакции.
— Если ты что-нибудь сделаешь со Светланой, тебе и твоим Штатам — хана! Это грубейшее нарушение Конвенции. Центр, Партизаны и Нейтральная объединятся и сметут вас.
— Да срал я на их Конвенцию. Подумай сам. Во-первых, Конвенцию я и так уже нарушил, отступать мне некуда. Во-вторых, у меня есть ты, а значит, вертолет, оружие, хорошие солдаты. Я, видишь ли, все-таки думаю, что ты будешь благоразумным. В-третьих… Вот тут-то самое интересное… — президент дружелюбно-заговорщицки моргнул Дехтеру, после чего поманил его за собой.
Они возвращались в резиденцию. Проходя мимо арестантской ямы, Славински небрежно сказал одному из конвоиров:
— Эту партизанскую шлюху к клетке подтяните, пусть понемногу знакомится с женихом.
Конвоир подбежал к яме и стал открывать ее, вопросительно оглядываясь на президента — правильно ли он понял его слова?
Славински приказал сопровождающим остаться в адъютантской, а сам вошел в кабинет и поманил Дехтера за собой. Затем он вынес из смежной комнаты темно-серый пластиковый чемоданчик.
— Никто из живых, кроме меня конечно, об этой маленькой тайне не знает. Вот, смотри!
Президент поднял крышку чемоданчика — это оказался ноутбук. Засветился монитор, на нем появилось стилизованное изображение взрывного устройства.
— На Октябрьской, в одном тайничке, заложен ядерный заряд. Нажатие комбинации клавиш — и он сдетонирует. Тогда всему этому Большому Червячнику, как ты выразился, — хана. Приятно уйти из жизни, зная, что с тобой вместе закончит существование весь этот гнилой мирок. Это уравнивает тебя с божеством. Разве не так? Стоит этим дурням подойти к Фрунзе-Кэпитал, как я осуществлю эту нехитрую манипуляцию. Кстати, если я буду умирать от старости или болезни, я сделаю то же самое. Не вижу смысла в существовании этого мира, если в нем не будет меня. Но, если кто-нибудь достойный заслужит быть моим преемником, я, скорее всего, передумаю…
— Ты сумасшедший…
— Разве? А по-моему, нет… Разве ты не считаешь мои аргументы весомыми… Разве тебе уже не хочется согласиться?
Дехтер знал, что такое ядерный взрыв. Он представил, как заряд, заложенный на Октябрьской, в доли секунды превратит в плазму все на расстоянии сотен метров. Раскаленная плазма вместе со взрывной волной распространится по туннелям, ломая и плавя гермодвери и прочие препятствия. Вся Московская линия со станциями и туннелями моментально превратится в кишку, наполненную раскаленным газом. По Большому Проходу взрывная волна двинется на Автозаводскую линию, сметет Немигу и все, что за ней, Первомайскую («Анка!») и все остальное. Потом туннели обрушатся. Неметрошные коммуникации будут частично обожжены прорвавшимися раскаленными газами, частично разрушены взрывной волной и землетрясением. Если отдаленные поселения и выживут, они скоро вымрут от радиации. Муосу, безусловно, придет конец!
Последние слова президент говорил уже из спальни — там он прятал свой чемоданчик. Потом вышел и сел на стол, дружелюбно глядя на Дехтера, но при этом сжимая в руке пистолет, впрочем, со спущенным бойком.
— А если я соглашусь, а потом обману тебя?
— Все продумано. Перед тем как мы с тобой заключим союз, ты предоставишь мне маленькую страховочку. Для начала ты публично казнишь своего дружка-центровика. Подружку-партизанку, так и быть, можешь оставить себе, но только клеймишь ее в свои рабыни. Заметь, я не такой уж и жестокий… У меня есть еще с десяток пленных: партизаны, центровики, один нейтрал… Видишь ли, должен признаться, что я и раньше немножко нарушал Конвенцию, хотя их сородичи думали, что это все работа ленточников… Так вот, нескольких пленных ты казнишь, а остальных мы отпустим домой, чтобы они рассказали своим, что ты стал патриотом Америки, и все такое. И еще — я отдал кое-какие распоряжения насчет твоих друзей, которые остались в туннеле перед Немига-Холл. Тех, кого возьмут живыми, ты уговоришь идти с нами. Если не уговоришь — лично казнишь за неподчинение приказу командира. Пойми, войны все равно не миновать! А если ее не миновать — ее надо выиграть. Когда ты таким образом подтвердишь свою верность мне, мы с тобой пару раз скатаемся за оружием и начнем победоносную войну. Два верных и надежных, как у вас говорят, напарника! Разве не гениальный план?