Кудрявцева и Расанова неизменно тащили созерцать эти оргии. На их глазах «осчастливили» всех их боевых товарищей; на операции приводились также и захваченные жители Америки, где уже в открытую шла война. Еще более ужасной была процедура пересадки червей годовалым малышам. Дети кричали, а толпа от их воплей впадала в экстаз. А двух москвичей, видимо, как самых важных персон приберегали для финальной сцены.
Радист по-прежнему отказывался есть и пить, отдавая свою воду и пайку товарищу. Тот сначала не хотел брать, но потом согласился. Несмотря на то, что оптимизм Александра поугас, в отличие от Радиста он не видел смысла в самоубийстве.
В свободное от «зрелищ» время они лежали в клетке, прикованные к полу. Радист потерял счет дням: сколько они были в плену — неделю или месяц — он определить не мог, да и не задавался этим вопросом. Расанов сначала пытался о чем-то говорить с Игорем, но тот отвечал неохотно и односложно, а чаще просто молчал, уставившись в одну точку. В конце концов Расанов решил, что у юноши от всего пережитого «поехала крыша», и бросил свои попытки.
Охранники доложили Мише о голодовке Радиста. Носитель Третьего Прародителя незамедлительно вызвал врача — того самого, который осуществлял пересадки. После осмотра тот сообщил, что у Радиста сильное истощение. Миша безуспешно уговаривал пленника отказаться от голодовки: Радист ничего ему не отвечал. Тогда опять пришел врач и несколько дюжих ленточников. Они разжали челюсти Радиста, засунули ему в пищевод тонкий шланг и через него принялись вливать какую-то мутную жидкость. Радист чувствовал себя изнасилованным, и ко всему прочему шлангом ему повредили горло. Однако Игорь решил не сдаваться и продолжал упрямо отказываться есть и пить, несмотря на уговоры Миши и Расанова. И унизительная, болезненная процедура повторялась.
Однажды Миша привел с собой бывших уновцев, а теперь — новоиспеченных ленточников. Они часами сидели с Радистом, якобы для поддержки, и рассказывали о необыкновенном блаженстве, которое им недавно открылось. Было трудно поверить, что это его недавние боевые товарищи. Но Радист молчал и теперь — он пребывал в постоянном ступоре, спасающем его от кошмарной действительности.
От голода, жажды, переживаемого кошмара явь начала сливаться со сном и бредом. То Игорь спорил со своей матерью, которая утверждала, что ленточники — это идеал нацизма. То к нему опять приходила смуглянка со спиленным черепом, которая просила заняться с ней любовью. То он сам, уже будучи ленточником, делал надрез на шее Кати и вставлял туда почему-то свой палец, да еще отрезанный от ноги. В других кошмарах он присутствовал на церемонии осчастливливания пленников в роли Миши и пытался отговаривать несчастных принимать к себе в шею червя. Иногда к нему в клетку приходила Светлана. Тогда он успокаивался, ему становилось хорошо. Но как только он пытался прикоснуться к любимой, ее образ рассеивался.
В редкие минуты возврата сознания Радист, чтобы заглушить тяжелые мысли, повторял про себя короткую молитву, которой его научила Светлана: «Господи, помилуй. Господи, помилуй. Господи, помилуй и спаси…». Это отгоняло мысли и давало крошечную надежду: а вдруг Тот, Которому он так безответно молится, существует на самом деле?
Однажды, на пике бредового состояния, ему послышался вой. Это был ужасный, пронизывающий все существо звук, какого в реальности Кудрявцев никогда не слышал. На станцию ворвались чудовища. «Демоны», — отрешенно подумал Радист. Один демон остановился у клетки и горящими глазами посмотрел на пленника. Он отдаленно походил на собаку средних размеров, но на нем вообще не было шерсти; бледно-розовая дрожащая шкура, обтягивавшая мускулистые лапы и худое туловище, была покрыта коричневыми бородавками и ярко-красными пятнами. Вытянутая голова имела огромную челюсть с выступающими клыками. Вместо ушей — бугорки. И страшные, алчные, горящие глаза. Чудовище бросилось на клетку, встав на задние лапы, и секунду эти два красных глаза смотрели на Радиста, приводя его в оцепенение. Потом демон щелкнул челюстями и тут же загрыз охранника, попытавшегося ударить его мечом.
Этот бред был самым затяжным, и Радист воспринимал его почти безучастно. Демоны ревели и рычали. Они двухметровыми прыжками носились по платформе, нападая на людей. Ленточники метались по станции и вопили, почти так же громко и пронзительно, как нападавшие. Отдавал какие-то команды Миша. Ленточники выпрыгивали из своих жилищ, пытаясь отстреливаться из арбалетов и отбиваться мечами. Но омерзительные твари как будто повисали в воздухе после броска и перекусывали шеи растерявшимся людям. А еще они не останавливались. Ни на секунду.
Миша, собрав вокруг себя десятка два бойцов, которые ощетинились во все стороны арбалетами, копьями и мечами, шел по направлению к клетке, заградив весь коридор между хижинами. Он отдавал команды, подбадривал ленточников. Сразу два демона бросились на Мишин отряд, но один замертво упал, иссеченный мечами, а второй, с двумя арбалетными стрелами в спине и боку, отползал, жалобно скуля. В это время крупный демон по лестнице взобрался на второй, а затем третий этаж хижин. Разбежавшись, он неожиданно прыгнул в центр шеренги, прямо на Мишу, и перегрыз ему горло. Спустя секунду демон кромсал уже второго ленточника, разрывая его тело когтями и клыками. Строй без предводителя рассыпался.
В другой части станции спешно собирались и строились ленточники под руководством Первого. Двигаясь плотным строем и непрерывно стреляя из арбалетов, они оттесняли демонов, которые, рыча, пятились к клетке.
Со стороны туннелей выскочило еще с десяток кошмарных тварей, а за ними — толпа людей странного вида. В руках у них блестели зубчатые полудиски, которыми они рубили попадавшихся на пути ленточников. «Слуги демонов», — безучастно подумал Радист. Слуги дали арбалетный залп, метнули дротики, после чего бросились к клетке. Пока ленточники пребывали в замешательстве, демоны и слуги, обежав клетку, стали вокруг нее плотной стеной и отбивались от нападавших. Один из них тяжелым молотом сбил замок, после чего трое или четверо влетели внутрь и при помощи каких-то приспособлений сняли оковы с ног и рук пленников. Радист подумал: «Демоны и их слуги пришли за мной. Значит, я умираю или уже умер».
Ослабевшего Кудрявцева подтащили к адской упряжке из двух демонов. Его положили лицом вниз на спины чудовищ, и, когда те побежали, Игорь невольно обвил руками их шеи, схватившись за ошейники. Демоны быстро помчались в туннель, таща Радиста. Твари противоестественно воняли, прикосновение к их коже было омерзительным, но все равно они казались Игорю избавлением. «Меня уносят в ад», — только подумал он. А потом сознание Радиста погрузилось в тягучий мрак, наполненный воспоминаниями и смутными видениями, которые перемежались провалами в полную черноту. Но следом опять возникали картинки. Вот он оказался в школе далекого Полиса. Сидит на своем месте в дальнем углу класса. Учитель монотонным голосом диктует: «В прямоугольном треугольнике квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов… Площадь трапеции равна произведению полусуммы его оснований на высоту…»
Радист пытается записать слова учителя, но рука не слушается, буквы на сером листе расплываются. Когда учитель заканчивает диктовать, ученики поднимают головы и хором запевают: «В прямоугольном треугольнике квадрат гипотену-узы…»