— Ну я-то поведу ухом в вашу сторону. Нам только стаканчика не хватает. Если у вас есть виски, я готов оплатить.
— Я предпочитаю джин.
— Не возражаю.
Я выудил из кармана пятидолларовую бумажку и оставил на тумбочке у камина. Старик не обратил на деньги внимания, он достал из шкафа бутылку джина, разлил в стаканы и подал один мне. Как я догадался, в этом доме не принято разбавлять напитки водой и класть лед. Меня это не смущало. Доусон устроился в соседнем кресле и, сделав глоток, заговорил так. будто мы уже несколько лет знакомы и изо дня вдень мусолим одну и ту же тему.
— Эту чертову богадельню выстроил великий человек. Ученый от Бога и гений от науки. В то время у него имелся штат в десяток энтузиастов с дипломами в кармане и десяток монашек из Общества Красного Креста, которое разогнали после победы над Японией.
Когда началось строительство главного корпуса, мы жили в шалашах, а позже нам поставили времянки. Три года ушло на строительство нового корпуса. Три года мы ютились в каморках с дырявыми крышами и фанерными стенами. И мы выстояли.
На открытие больницы приехали губернатор штата и двое конгрессменов с востока. У нас было семьсот коек, и они быстро нашли своих владельцев.
Рон Ричардсон самолично отбирал персонал. Даже обычные сиделки проходили через сито. Через пять лет наша больница имела три корпуса и всемирную известность. Лучшие врачи Англии и Швейцарии приезжали к нам на консультации. Мы устраивали свои симпозиумы, и их признавали больше, чем нью-йоркские конгрессы психотерапевтов. Все оборвалось в один миг! Смерть Рона — самый трагический день в моей жизни. Никто не мог поверить в это. Такой дуб рухнул в одночасье.
— Он умер от сердечного приступа?
— Так утверждают Фрэнк Уайллер и Марк Родли. Они делали вскрытие. Если бы не авторитет Уайллера и его близкие отношения с Роном, я бы этому не поверил. У меня в душе до сих пор таится сомнение.
— Значит, вы не доверяете этим специалистам?
— Ну, я же сказал, специалистом можно назвать Уайллера, и он не вызывает подозрений. Родли — обычный потрошитель. Патологоанатом. Но после
вскрытия Фрэнк ходил мрачнее тучи и больше никогда не показывался в больнице.
— Они же были друзьями, вы ведь так сказали?
— Много воды утекло с тех пор. Сейчас поздно рассуждать. Я не специалист по кардиологии, но знаю точно, что человек, не страдающий сердечными заболеваниями, не может умереть от разрыва сердца. Все, что он мог заработать от чрезмерных перегрузок, — так это инфаркт.
— Вы знаете, как это произошло?
— Сестра Скейвол принесла ему завтрак в кабинет, а он… Рон сидел в кресле за столом, откинувшись на спинку. Глаза выкатились из орбит, из открытого рта шла кровь, смерть была мучительной. При том диагнозе, который поставил Уайллер, человек умирает мгновенно, в долю секунды. Это как удар грома, вспышка молнии. Он не успевает почувствовать боли. В этом случае все выглядело иначе. Рон ловил ртом воздух. Верхняя пуговица на рубашке была вырвана, а узел галстука распущен.
— Марк Родли продолжает работать в больнице?
— Нет. Через месяц после похорон новый владелец больницы Хоукс уволил всех стариков. Речь идет не о возрасте, а о тех, кто начинал с Ричардсоном с истоков. Прекрасные специалисты остались не удел. Это коснулось и вспомогательного состава: медсестер, сиделок, лаборантов. На их место взяли смазливых кукол без должного образования и практики. Складывалось впечатление, будто он официанток набирает в шикарный кабак. Остались единицы. Те, без которых нельзя обойтись, или те, кого Рон упомянул в завещании. Старшая сестра Скейвол осталась. Она заведовала всеми лекарственными препаратами и лабораторным оборудованием. Без нее ничего нельзя сделать. Она вела журнал поступлений и расходов. Остался в клинике и Арон Лоури, профессор, но его перевели в истопники. Старик, наверное, и сейчас гниет в котельной. Эрнст Иган, один из лучших лаборантов, который создал первую научную лабораторию, был спущен в подвал и до сих пор заведует прачечной. Все они глубокие старики, и я не уверен, что на данный момент живы. Я никого не вижу, кроме сестры Скейвол. Она живет здесь неподалеку, и нередко я подвожу ей пару-тройку шкур, а она снабжает меня свежими яйцами и молоком. Ее сын имеет небольшое хозяйство.
— Чем мотивировалась ваша отставка?
— Закрытием больницы на ремонт. Но это лишь предлог. Новую больницу незачем ремонтировать. Просто Хоукс начал строить новый корпус для заключенных. Он пошел на сделку с губернатором. К тому же Хоукс изменил режим и методы лечения, с которыми ученики и соратники Ричардсона никогда бы не согласились.
— А когда выстроили стену?
— Одновременно со строительством корпуса начали возводить стену. Район был оцеплен. Строили стену заключенные.
— Стену возвели после большого побега?
— Шумиха вокруг этого побега была лишь поводом. Им нужно было чем-то мотивировать такое грандиозное строение. Однако в побег я не верю. Вы можете обывателю заморочить голову, что банда буйно-помешанных сорвалась с цепи и пошла резать глотки мирному населению, но не мне. Чушь собачья!
— Но об этом событии писали газеты, значит, факт побега существовал.
— Хорошо, пусть будет так. Но я вам отвечу на этот вопрос как врач, а не охотник. Допустим, что из больницы сбежали буйнопомешанные. Не буду морочить вам голову медицинскими терминами, а постараюсь объяснить ситуацию бытовым языком. Люди с таким заболеванием крайне агрессивны, но каждый в отдельности имеет свой конек, свою навязчивую идею и свое представление о справедливости. Такие люди не имеют логического мышления в том понимании, как это нам представляется. Их невозможно объединить в группу. Даже в больнице они сидят в одиночках. Если бы их объединили, то они перерезали бы друг другу глотки в первую очередь. Теперь представим себе, что такой побег произошел. Все беглецы рассыпались в разные стороны, и большая их часть утонула в болотах. Кто-то из них мог наломать дров, но далеко не каждый. Все зависит от того, на какой стадии больной находится. Не забывайте, что в больнице они получали определенные затормаживающие и успокоительные препараты. Исключено, чтобы приступ бешенства обуял целую группу одновременно. Могу добавить к сказанному, что в момент приступа больной представляет опасность в большей степени для своей собственной жизни, чем для жизни окружающих. А мы говорим о побеге организованной банды. В то время в больнице не было заключенных и солдат, которые стали поступать туда по завершению корейской войны. По тем же газетам и рассказам очевидцев вы поймете, что в округе действовала слаженная группировка головорезов, имеющая определенные цели. При всем желании я не могу увязать эту банду с той группой больных, которые содержались в клинике. Даже невзирая на то, что банду вылавливали в течение двух недель. Больной человек не способен маневрировать и скрываться в болотистых местах. Мне понадобились годы, чтобы изучить тропы своего небольшого хозяйства. Чужой человек в этих местах обречен на гибель. Однако нас убеждают, что беглецы отлично ориентировались на местности и в основном все налеты осуществляли ночью. На поиски банды бросили всю полицию округа, подразделение ФБР и солдат. За две недели болото засосало шесть человек из представителей правопорядка, а, к удивлению вислоухих обывателей, ни один «псих» не пострадал. Парадокс, да и только! К охоте подключилось местное население, и я не был исключением. И вот что я вам скажу, юноша, такой охоты я не видел в своей жизни. Их обнаружили в лесу. Эта был твердый островок трясины, куда вела одна-единственная тропа. На островке была выстроена хижина из сосновых веток. Грамотное сооружение. Дело происходило ночью, и вывел нас на тропу один из агентов ФБР. Откуда он мог знать, что в этих местах есть узкая тропа, мне неизвестно. Но дело не в этом. Нас было больше двадцати человек с оружием, стояла лунная светлая ночь, беглецы мирно спали в своем шалаше. Можно торжествовать победу и тихо накрывать их по одиночке. Но этого не происходит! Агенты ФБР окружают хижину и открывают по ней шквал огня из автоматов. Десять минут их трескотня отдавалась эхом по всей округе, она до сих пор стоит у меня в ушах. Вот так и состоялся суд Линча.