— Самое удивительное, что ты попала по адресу, — заметил Рублев, когда она умолкла. — Я знал того типа, с которого все началось. Сейчас бояться нечего, вылезай спокойно из этой щели. Из тех, кто мог бы причинить тебе зло, в живых никого не осталось.
Катя даже не стала уточнять, заикаться о доказательствах. Она поверила безоговорочно и сразу.
«Неужели Бог действительно есть?» — подумала она утром, выходя вместе с сонным Валерой из кладбищенских ворот. — Не тот, который на ширпотребовских иконках, а настоящий, который посылает спасение."
КОМБАТ ВОЗВРАЩАЕТ ДОЛГ
Погрузка благополучно завершилась, состав мог трогаться в путь. Все документы на оборудование и опытные образцы имел при себе человек из ФСБ. Он должен был сопровождать груз до момента окончательной передачи в руки новых хозяев, и вместе с пакистанцами проверить полное соответствие заказа поставке.
К этой сделке мафия подключила людей почти из всех ключевых структур: правительства, Думы, службы безопасности и президентской администрации. Кого-то мафия в свое время делегировала на ответственную должность, кого-то купила со всеми потрохами, на кого-то держала мощный компромат. «Подвязок» получилось больше, чем достаточно, но в подобных случаях всегда лучше перестраховаться.
А вот охрану груза доверили исключительно своим.
Разговаривая с Гуриным, Красильников прекрасно знал, кто скрывается за ширмой частной охранной фирмы, но предпочел умолчать о таких деталях. Зачем лишний раз говорить человеку в лицо, с кем ему приходится сотрудничать, ставить его в неудобное положение?
В рядах группы сопровождения находился и невзрачный человек с тускло-серыми словно пылью припорошенными волосами и глазами такого же цвета. Женьшень держался особняком. Бродил по степи возле железнодорожных путей, присматривался к чахлой от недостатка дождей поросли, рвал ему одному известные травы. Потом заливал их кипятком в небольшом китайском термосе. В общей трапезе он участия не принимал, обходился тремя глотками своего настоя — утром, в полдень и перед сном.
Еще один человек держался особняком от бойцов группы сопровождения — фээсбэшник в штатском. Он занимал отдельное купе в головном пассажирском вагоне. Здесь он питался — отдельно от остальных, здесь брился два раза в день, брезгуя общим туалетом. Здесь спал, переодеваясь в пижаму, на домашних простыне и наволочке. Здесь, не торопясь, со вкусом читал прихваченную в дорогу старинную книгу с «ятями» и золотым тиснением на переплете.
Оба — фээсбэшник и Женьшень — имели в общих чертах представление друг о друге. Сотрудник службы безопасности знал, что невзрачная личность, выделяющаяся среди остальных узкими плечами и нездоровым цветом лица — особо опасный преступник, которого даже свои боятся и ненавидят за садистские наклонности и гипнотическую силу воздействия на окружающих. Женьшень тоже понимал, что при обычных условиях этот чисто выбритый человек с офицерской выправкой и холодно-брезгливой линией рта упрятал бы его за решетку.
Несмотря на это, а может быть именно по этой причине, оба испытывали интерес друг к другу — каждый инстинктивно чувствовал равную по силе личность. Пока вагоны стояли под погрузкой, Валентин Федорович Кугель — а это был именно тот «сибарит», которого навещал Вельяминов, пытаясь копнуть прошлое Риты Аристовой — не имел свободной минуты.
Надо было сверить все до мельчайших деталей.
Не обнаружив хоть одного наименования из списка, пакистанцы могли придраться и снизить оговоренную сумму оплаты. А деньги уже давно были расписаны — кому, за что и сколько.
Никаких отклонений от перечня замечено не было, состав тронулся в путь, разгоняясь по ровной как стол безлюдной степи. Первая часть миссии Кугеля была окончена. Теперь до первой встречи с пограничниками или таможенниками он мог отдыхать.
— Я смотрю, ты на диете, — обратился он к Женьшеню, когда они столкнулись в коридоре.
— В здешних местах можно много чего найти.
— На вид не скажешь, — фээсбэшник поглядел в окно, где проплывали большие и малые пятна, похожие скорее на мох, покрытый бледным налетом плесени. — Заходи, угостишь меня своей настойкой.
— Пить желательно на пустой желудок, — Женьшень встряхнул термос, проверяя содержимое.
Он поднял на Кугеля свои бесцветные глаза, и тот подумал, что «пустота», пожалуй, самое подходящее слово. Этот человек казался пустым внутри, и вакуум затягивал через глаза, как через воронки.
— Хочу попробовать из любопытства. Честно говоря, мне рюмка коньяка с лимоном дороже всех заповедей йоги и прочих школ самосовершенствования.
Они зашли в купе и Кугель продолжил свою мысль:
— Что пользы от того, что кто-то сможет пролежать целый час, засыпанный землей, пробежит трусцой по горящим углям? Век спецназа и боевых искусств кончился. Сейчас время войны технологий.
Фээсбэшник хотел задеть собеседника за живое, спровоцировать на откровенность.
— Куда вам налить? — спросил тот.
— Сюда, в стакан.
Сделав осторожный глоток, Кугель поморщился — настой горчил. Он не боялся подвоха, потому что Женьшень просто не мог заранее знать о его желании. Валентин Федорович был из тех людей, которые при всей любви к комфорту хотят попробовать всего понемножку. Ему случалось заниматься подводной охотой, лазать по горам с альпинистским снаряжением, пить кофе с нефтяным шейхом Аравии, тонуть в таежном болоте.
За долгую карьеру в органах госбезопасности через его руки прошло множество совершенно секретных материалов: фотоснимков, документов, аудиокассет. Не раз и не два он отдавал приказы на уничтожение — врагов государства, неудобных для ответственных лиц людей, своих личных заклятых недругов. Но убивать самому ему не пришлось ни разу. Зачем? Для грязной работы всегда можно Найти исполнителей.
Кугель ни разу не подверг сомнению эту очевидную истину. Хотя в глубине души незаметно вырастало чувство неудовлетворенности, даже ущербности.
Он доводил до белого каления тех, кто своими руками выполнял задание. Требовал подробнейших описаний каждой детали и злился, потому что убийцы, как правило, не обладали даром слова. Словно сговорившись, они тупо повторяли: «зашел», «увидел», «достал», «замочил», «кровь», «дергался» и прочие ничего не выражающие слова.
Пользуясь своими знакомствами в МВД, он просил доступа в камеры приговоренных к смерти, но с теми выходило еще хуже. Они отказывались говорить, устраивали истерики. Все это убеждало в одном: убивать — важнейший опыт, который невозможно извлечь из другого человека. Он испытывал нечто вроде зависти к этим узколобым людям с мутными глазами.
Такую зависть мог бы испытывать всесильный диктатор, обделенный мужскими достоинствами к жалкому нищему, который трахает пьяную побирушку в придорожной пыли.
Закаты в степи были фантастически красивыми. Вот и сейчас бескрайнюю плоскость без единого ориентира Заливал багровый свет. Запахи оживали и просачивались в купе даже сквозь плотно задраенное окно. Приятное тепло разлилось по телу Кутеля.