— Недостаточно? Недостаточно для чего? Что им еще нужно?!
— Они хотят, чтобы от вас на Аниране родились дети. Много детей…
— Послушайте, какого черта, мне сказали, что моего согласия не нужно даже на проведение клонирования с моими собственными тканями. Чего они еще хотят?
Он все еще не понимал, куда приведет их этот разговор.
— С клонированием у них вышла осечка. Ваши ткани, развиваясь вне организма, теряют тот главный наследственный признак, ради которого и была задумана вся операция по вашей вербовке и доставке на Аниран.
— То есть вы хотите сказать… — Он остановился, не зная, как сформулировать промелькнувшую мысль, чтобы не шокировать ее.
— Они хотят, чтобы вы спали с нашими женщинами. Не со всеми подряд, а лишь с теми, кто пройдет специальный медицинский контроль на совместимость и гены которых, соединившись с вашими, с наибольшей вероятностью…
— Вы хоть понимаете, что говорите? Я что, по их мнению, бык-производитель?!
— Ну, большинство мужчин не стали бы отказываться от подобного предложения. К тому же у лих существует немало способов заставить вас подчиниться решению руководства.
— Подождите… Так, значит, вы?… — Мелькнувшая догадка ошарашила его. — Вы прошли этот самый контроль?!
Она кивнула.
— Зачем же вы согласились?!
— Меня не очень-то спрашивали… Я родилась в этом мире и обязана подчиняться его законам. Есть еще одна причина… Я была уверена, что вы знаете.
— Так вот почему вы на меня смотрели как на преступника весь сегодняшний вечер. На моей планете подобное уже было. Считалось патриотическим долгом для женщины родить фюреру лишнего солдата. Они даже писали на плакатах что-то вроде «Мы принадлежим тебе».
— Кто такой, этот фюрер?
— Военный диктатор, развязавший вторую мировую войну. Сейчас о нем уже мало кто помнит.
В комнате стало еще холоднее. Правда, теперь Арлану казалось, что этот холод шел изнутри.
Он встал, поставил на столик стакан с недопитым коньяком и осмотрелся, словно хотел надолго запомнить эту комнату. Но здесь нечего было запоминать. Слишком уж она походила на вокзал. Даже мебель появлялась и исчезала по мере необходимости. Разве что этот цветок вместо бара и ее лицо. Лицо раненой птицы. Чего-то она недоговорила, или он чего-то не понял. Он чувствовал — что-то важное оставалось недосказанным. Но после всего происшедшего не мог злоупотреблять ее гостеприимством.
— Я, пожалуй, пойду.
Она молча встала и проводила его до двери прихожей. И лишь когда протянула руку к панели замка, он, словно протестуя против этого прощального жеста, ставившего последнюю точку на его несбывшейся мечте о настоящем человеческом свидании с этой женщиной, совершенно неожиданно для себя обнял ее…
Она стояла так близко… Он почувствовал, как она вздрогнула, но не отстранилась и продолжала стоять рядом с ним совершенно неподвижно.
Тогда в полумраке прихожей он нашел ее губы и поцеловал ее. Она не ответила на этот поцелуй и по-прежнему стояла, словно окаменев. Он взял ее руки, холодные как лед, и прижал к себе, пытаясь согреть.
— Я мечтал увидеть тебя снова с той самой минуты, когда ты приехала в мой старый заброшенный дом. Я люблю тебя, Беатрис.
Она ничего не ответила.
— Возможно, я не имею права этого говорить после всего, что случилось. Но я хочу, чтобы ты это знала…
— Я знаю, Арлан. Только поэтому я согласилась на нашу встречу. Я хотела быть первой…
— Других не будет. Этого у них не получится. Подопытной лошади им из меня не сделать.
— Еще как получится. Правда, на вашем земном языке животное, которое ты имеешь в виду, называется по-другому.
Он все еще не отпускал ее, и тогда она осторожно высвободилась из его объятий.
— Ты хочешь, чтобы я ушел?
— Тебе придется остаться. Ты же знаешь, я получила приказ тебя соблазнить. До утра ты должен оставаться в моей квартире.
— Ваш корпус занимается организацией свиданий?
— Вместе со многими другими делами.
— По-моему, сводничество у твоего начальства получается лучше всего.
Наконец она улыбнулась, и он почувствовал, что ледяной мост, находившийся между ними весь этот вечер, дал первую трещину.
Ни о чем больше не спрашивая, он снова вошел вслед за ней в гостиную, догнал у самого бара и снова жадно поцеловал. И опять она на секунду замерла, а потом решительно отстранилась.
— Подожди. Ты слишком спешишь. Мне нужно привыкнуть.
Но было уже поздно. Слова потеряли для него всякое значение. Он сорвал с нее халат и отбросил его на кресло, а затем начал сдирать находившееся под ним вечернее платье. Он сдирал его медленно, по частям, как кожу. Материя липла к ее телу и легко, без всякого усилия, расползалась под его пальцами. На платье не было ни одной застежки. Видимо, оно специально предназначалось для такого вот одноразового использования. Под тонким слоем материи ничего больше не оказалось, его догадка об отсутствии белья подтвердилась.
Он не знал, где в этой квартире находится постель, да если бы и знал, без дополнительных расспросов не сумел бы выдернуть ее из потайной ниши. Ему пришлось осторожно уложить Беатрис на пол, благо пушистый ковер, покрытый мягким ворсом толщиной с ладонь, устилал весь пол.
Она не сопротивлялась, но и не отвечала на его ласки. Все его старания растопить ее холодность не имели успеха. Тогда он остановился и все начал сначала.
Через какое-то время он заметил, что ее губы наконец дрогнули и Беатрис впервые ответила на его поцелуй. Ответила так резко и страстно, что он сразу же понял, каких невероятных усилий стоила ей показная холодность.
Желая наказать ее за слишком долгое сопротивление, он не торопился с завершением и, в свою очередь, резко уменьшил, почти прекратил атаку.
Теперь они поменялись ролями. Она неистово, страстно целовала его, а он, неподвижно расслабившись, лежал рядом и улыбался в полумраке невидимой для нее улыбкой.
Ему было хорошо в обществе этой женщины. Хорошо, независимо от того, чем они занимались.
Лишь после того, как она приостановилась и спросила: «Что с тобой, я тебя чем-то обидела?» — он рассмеялся и снова начал ее целовать.
Когда все кончилось, когда прошел угар первой страсти, они долго молча лежали рядом, и он первый спросил о том, о чем в подобных случаях спрашивает женщина:
— Что с нами теперь будет, Беатрис?
— Меня повысят в звании за хорошо выполненное задание, а тебе организуют гарем из аниранок.
— А если серьезно?
Она встала, нашла на кресле свой купальный халат и, закутавшись в него, села к бару.