Он слышал приглушенные шумы, недоступные слуху днем, и еще что-то было в этой ночной тишине… То самое, неопределенное чувство досады, которое подняло его с постели.
В третий раз проходя мимо своего рабочего стола, он неожиданно почувствовал, что причина тревоги, не дающей ему уснуть, находится где-то рядом, и почти сразу понял, в чем дело.
Коробка… Коробка с безделушкой, найденная в сейфе Чургина. Но не столько ощущение присутствия этой коробки в комнате беспокоило его сейчас, сколько воспоминание о его нелогичных поступках, связанных с этим предметом.
Даже когда он понял, что это совсем не игрушка, он так и не сказал о своей находке Андрееву и не обмолвился о ней ни словом участникам сегодняшнего совещания. Лишь сейчас в ночной тишине, в притаившемся доме, под взглядами смотревших в окна холодных звезд он осознал причину своих странных поступков.
Он не хотел, чтобы к его находке прикасались чужие руки. Чтобы ее видели чужие глаза. Находка принадлежит ему! Только ему одному! И заснуть он не смог именно оттого, что подсознательно его мучила потребности увидеть загадочное яйцо снова.
Пораженный этим странным открытием, вначале лишь для того, чтобы проверить себя, он открыл запертый на ключ нижний ящик стола, в котором хранил особо важные документы, достал из тайника коробку с каменной безделушкой и осторожно, чтобы не уронить свою драгоценность, открыл крышку.
«Надо все-таки отнести его в лабораторию», — подумал он с легким чувством раскаяния. Но небольшое нефритовое яйцо скользнуло ему в ладонь так легко… Оно устроилось здесь уютно, и от него исходило ласковое тепло. Если пристально вглядываться в полупрозрачную оболочку, спиральные узоры в глубине камня начинали медленно вращаться.
Картина этих темных вращающихся спиралей что-то напоминала ему и совершенно не вызывала тревоги, хотя именно это чувство должно было бы проснуться в нем после всех этих странных открытий.
Задумчиво рассматривая яйцо и осторожно поглаживая пальцами его поверхность, он почему-то забыл о своем первоначальном намерении, с которым открыл ящик. Он вроде бы собирался отнести яйцо в лабораторию… Но в столь поздний час там все равно никого нет.
Конечно, можно было бы оставить коробку с яйцом на рабочем столе Андреева, но это небезопасно — оставлять без присмотра такую ценную вещь, и вообще, почему он должен делать то, что ему совсем не хочется делать?
Он нашел этот предмет, следовательно, яйцо принадлежит ему. И успокоенный этой простой, несвойственной ему мыслью, он отправился в постель и почти сразу уснул, счастливо улыбаясь, положив под голову сжатый в ладони артефакт… Непривычное слово «артефакт» скользнуло по краю сознания, но уже не смогло пробиться в тревожную область затуманенного дремотой сознания.
Сергею снились хорошие сны. Он летел на спине огромной огненной птицы, от нее исходило ровное, не обжигающее тепло, хотя все тело этого странного существа состояло из переплетенных языков пламени. Птица едва шевелила своими распростертыми на полнеба крылами, но, несмотря на эти малые усилия, поднималась все выше, оставив далеко под собой землю, с ее мелочными заботами и тревогами. Ни с чем не сравнимое чувство испытывает человек, летящий между облаками и небом, в пространстве, где нет ничего, кроме солнца, ветра и самих облаков, сооружающих причудливые замки. Не каждому удается это испытать — разве что альпинистам и пилотам высотных лайнеров.
— Куда мы летим? — спросил он птицу, не сомневаясь в том, что она понимает его, и почти сразу получил ответ.
— В верхний мир. Туда, где обитают верховные боги. У тебя есть какое-нибудь желание? — спросила птица. У нее был приятный мелодичный голос, Сергей хорошо понял вопрос, но не знал, что на него ответить. Не было у него в этот момент никаких желаний. А если и были, то такие, которые невозможно выразить в конкретных, определяющих точные границы смысла словах.
— Почему ты меня об этом спрашиваешь?
— Потому что ты заслужил право на исполнение одного-единственного желания, перед тем как встретишься с собственной смертью.
— Так ты несешь меня туда, где я должен буду умереть?
— Ты уже почти умер у себя на земле, разве ты этого не чувствуешь?
И только после этого вопроса вспыхнула тревога, заставившая его проснуться.
Было пять часов утра. Сердце билось неровно, и сколько Сергей ни старался вспомнить тревожный сон, из которого ему с трудом удалось вырваться, сделать это он так и не смог.
Пора было вставать, готовиться к операции, стараться предусмотреть те мелочи, от которых будет зависеть жизнь его людей и его собственная жизнь.
Исподволь, мимоходом, стараясь не придавать значения своему более чем странному поступку, он Достал из стола расшитый бисером мешочек. Сергей хранил его все эти годы лишь потому, что это был подарок женщины, с которой он расстался много лет назад и которую не мог забыть до сих пор.
Подарив ему эту ладанку, она сказала, что это древний оберег. Ни разу за все это время ему не пришло в голову поинтересоваться содержимым мешочка. Сейчас он его развязал и вытряхнул на лист бумаги какие-то сухие косточки, напоминавшие кости летучей мыши.
Оберег ему стал не нужен. Понадобился лишь мешочек. Правда, он никогда и не верил в этот талисман. Опустив в освободившийся мешочек нефритовое яйцо, Сергей плотно затянул шнурок, и лишь после того, как надел ладанку на шею, успокоился окончательно, хотя если бы он мог в теперешнем состоянии трезво оценить свои последние поступки, от этого блаженного спокойствия не осталось бы даже следа.
Загородный коттедж Митрохина охранялся не хуже президентской дачи. Двое вооруженных верзил у ворот, пропустив серый «Мерседес» хозяина, немедленно сообщили о его прибытии внутренней охране.
Еще четверо вооруженных людей, расположившись вдоль аллеи, по которой прошла машина, выждали пятнадцать минут и спустили с поводков собак. Стая доберманов с громким лаем понеслась вдоль забора, наслаждаясь свободой и заявляя свои права на охраняемую территорию. Таков был неизменный порядок, соблюдаемый ежедневно и похожий на охранные мероприятия, выполняемые в соседних коттеджах, как две капли воды. В системе охраны, доведенной за долгие годы почти до полного совершенства, трудно было что-нибудь изменить.
До начала операции оставалось сорок минут. Ник Маленький спрятал часы и вопросительно посмотрел на Наташу, сидевшую за рулем автомобиля, спрятанного за воротами пустовавшей дачи, расположенной недалеко от коттеджа Митрохина.
Весь поселок был обнесен высоким каменным забором, у въезда тоже стояла охрана, но эту первую линию обороны они миновали благополучно, воспользовавшись липовым приглашением отсутствовавшего хозяина коттеджа, во дворе которого расположилась теперь вся группа.
На дисплее прибора, в руках у Наташи, было видно, как собаки носятся по двору — заранее установленные на соседних деревьях оптические датчики позволяли обозревать двор с любого ракурса.