Открывшаяся взору Танаева улица была безлюдной, пустой и холодной. Выходить за ворота у него не было ни малейшего желания. Там, в полумраке улицы, что-то таилось, что-то неопределенное, еще не сформировавшееся, и оттого вдвойне страшное.
Обругав себя последними словами за этот непроизвольный, ничем не обоснованный страх, Глеб, тем не менее, вернулся в хижину и вновь попытался уснуть — хотя прекрасно знал, что это ему не удастся. Позавидовал Годвину, чей могучий храп уже доносился из соседней комнаты, убедился, что Лана по-прежнему крепко спит на соседней кровати, и весь напрягся, в ожидании дальнейших событий. И они не замедлили последовать.
Кажется, он все же задремал, ближе к полуночи, потому что проснулся внезапно, словно кто его толкнул, сел на постели и постарался сообразить, что его разбудило. Под кроватью что-то шуршало, возилось и скрипело. Может быть, крыса, судя по звуку, это была очень большая крыса...
Раздосадованный тем, что его разбудили, Танаев нащупал в темноте свой тяжелый ботинок и запустил его под кровать. Что-то взвизгнуло, и из-под кровати выскочил небольшой желтый человечек, размером с полено.
Поскольку накануне Танаев не пил ничего крепче колодезной воды, он сразу понял, что человечек ему не пригрезился. Но выяснить, что собой представлял этот незваный гость — не успел, потому что человечек, слегка светившийся в темноте, шмыгнул к дыре в углу, которую накануне Танаев принял за крысиную нору, и исчез бесследно.
Что-то ему здесь понадобилось. Не станут без серьезной причины шмыгать по ночам под кроватью желтые человечки, и Танаеву очень захотелось выяснить эту причину. Он нашарил на тумбочке свой походный фонарь с вечной батарейкой, позаимствованный на складе карантинной станции, и, перегнувшись, осторожно заглянул под кровать, осветив все пространство под ней ярким лучом света. Там не было ничего, кроме пыли и мусора.
А потом он увидел пятно, на краю простыни, свесившейся до самого пола с соседней кровати, на которой лежала Лана. Небольшое алое пятнышко так резко выделялось на снежной белизне простыни, что не заметить его было невозможно. Кровь? Откуда здесь кровь? Он внимательно осмотрел собственные руки и плечи, но его кровь все еще не была окрашена так ярко. Это было пятно крови обычного человека.
Осторожно, стараясь не разбудить Лану, он откинул простыню и сдвинул ночную рубашку с ее ног. Небольшое розовое пятнышко резко выделялось на бедре, в том самом месте, к которому прикладывались зомбиты со своими проклятыми поцелуями. Он приблизил фонарь вплотную и, удивившись тому, как крепок сон молодой женщины, продолжил осмотр.
Две крохотные ранки — следы зубов, подтвердили его самые худшие опасения и заставили перейти к решительным действиям. Прежде всего, Лану следовало разбудить и немедленно ввести ей универсальный антибиотик из походной аптечки. Этот препарат был способен разрушить многие яды, попавшие в организм.
Но все его попытки разбудить Лану не имели успеха. Это был не сон, а глубокий обморок, справиться с которым мог разве что опытный врач, которого здесь не было. Тогда Глеб сделал все, что было в его силах, — инъекция в бедро рядом с ранкой вряд ли серьезно ей помогла. Сердце молодой женщины продолжало биться слишком редко — тридцать-сорок ударов в минуту.
Кровь циркулировала медленно, действие противоядия запаздывало. Но ничего другого он сделать не мог и, испытывая гнев от собственного бессилия, Глеб решил разобраться в том, что здесь происходит. Для начала нужно было выяснить, куда девался хозяин.
Заставив себя преодолеть волну ужаса, которая поджидала его за порогом хижины, он вышел на улицу и решительно направился к соседнему дому.
Ни запоров, ни собак здесь тоже не оказалось, и Глеб беспрепятственно проник внутрь. Дом оказался близнецом того, в котором они остановились. Здесь на столе также стояла неизвестно кем приготовленная пища, к которой никто не прикасался, и никто не ответил на его громкий зов.
Пустой дом, пустая улица... Что же здесь происходит? Куда деваются по ночам люди?
Снаружи неожиданно донесся грохот копыт, лязг металла и крики. Танаев выскочил на порог и увидел, что из глубины деревни, к тому окраинному дому, в котором он сейчас находился, по четверо в ряд, заполняя собой всю улицу, волна за волной, несутся вооруженные всадники.
Вот только лошадей под ними не было. Какие-то чешуйчатые твари, с длинными хвостами и ногами, заканчивавшимися огромными копытами, снабженные, впрочем, седлами и сбруей, заменяли им скакунов. И судя по скорости, с которой они приближались, эти животные вполне успешно справлялись со своими обязанностями.
Чтобы не привлекать к себе внимания раньше времени, Танаев укрылся за дверью дома и в узкую щель продолжал наблюдать за происходящим. Когда всадники приблизились, он понял, что и наездники не похожи на людей, хотя их лица скрывали маски, а фигуры вполне можно было принять за человеческие, да только длинные голые хвосты, заботливо уложенные вдоль седел, выдавали их нечеловеческое происхождение, а короткие визги, которыми они обменивались друг с другом, и вовсе не походили на людскую речь.
Какое-то время Танаеву казалось, что целью этой странной кавалькады была та самая хижина, в которой он укрылся, но передние ряды всадников промчались мимо, направляясь к пролому в частоколе, окружавшем поселок.
Он успел насчитать не меньше сотни этих странных всадников, прежде чем все они скрылись за стеной, и оттуда немедленно донесся шум разгоравшейся там битвы.
Ему не хотелось бросать на произвол судьбы своих спутников, но любопытство и желание разобраться в происходящем оказались сильнее осторожности.
Убедившись в том, что улица полностью опустела, Глеб кроткими перебежками направился к воротам наружной изгороди поселка, прижимаясь к стенам домов.
Никто не попытался его остановить, а на лестнице, ведущей в сторожевую башенку, возвышавшуюся над воротами, никого не оказалось.
Наверху тоже было пусто. Стражи исчезли вместе со всеми прочими жителями деревни.
Отсюда, сверху, перед Танаевым открылась панорама яростного и невероятного сражения. Сотня закованных в костяную броню всадников с крысиными хвостами пыталась атаковать четверых монахов, у которых не было никакого оружия, если не считать больших серебряных крестов, висевших у каждого из них на груди.
Лица этих людей, скрытые капюшонами, Танаев разглядеть не мог. Зато он хорошо рассмотрел странные приемы обороны, которыми пользовались монахи. Время от времени то один из них, то другой поднимал высоко над головой свой серебряный крест, и с него тотчас же срывалась кольцевая волна холодного голубого пламени, соприкоснувшись с атакующими всадниками, она отбрасывала их метров на двадцать назад по всему периметру.
Особого вреда этот холодный огонь всадникам не причинял, хотя большинство из них, после удара огненной волны, оказывались на земле. Они тотчас же поднимались, отыскивали своих чудовищных скакунов и вновь с воплями и визгом бросались в атаку.