Лосев очнулся в сосенках, недалеко от того места, где нашел узелок с вещами. Пространственный ключ, похоже, не сработал. Лосев помнил все, что с ним произошло, и вообще чувствовал себя отлично. Немного беспокоило лишь то обстоятельство, что он не знал, каким образом оказался в лесу. Грибочков он отведал явно не здесь…
Легко поднявшись на ноги и осмотревшись, он сразу же обнаружил тропинку, на которой недавно лежал узелок. Он оставил вещи там, где их впервые увидел, до прибытия экспертов, но теперь они исчезли.
Зато открывшаяся через пару километров панорама Белуг производила жилое впечатление — над каждым домом вился дымок из печных труб.
Лосев почувствовал, как предательский страх прошелся своей мокрой ладонью у него между лопаток. Вообще-то он не считал себя трусливым человеком, но это недавно мертвое село с живыми дымками над крышами невольно вызывало жуткие ассоциации.
Вспомнились фильмы о вампирах и детские сказки о лесных ведьмах, обитавших в банях на задних дворах. В одной такой баньке он недавно помылся… Рука непроизвольно потянулась к кобуре с бластером — но его на месте не оказалось. В конце концов, он потерял даже свое личное оружие. Ни о каком нормальном возвращении в цивилизованный мир не могло быть и речи… Да и где он теперь, этот цивилизованный мир? В глубине сознания Лосев уже понял, что переход удался, что это не то село и не тот лес…
Сгорбившись, он медленно и обреченно побрел к Белугам, навстречу своей судьбе.
Операция по рассечению энергетического канала, протянувшегося к Солнцу, началась в шесть утра по Гринвичу. Двенадцать самых мощных крейсеров земного космофлота образовали кольцо вокруг фиолетового столба плазмы, устремленного к Земле. Диаметр этого впечатляющего столба был равен примерно километру, и, когда все крейсеры заняли исходную позицию в безопасной зоне, по команде адмирала они все одновременно включили свои кинжальные защитные поля, рассекая энергетическую колонну надвое.
В месте столкновения двух гигантских энергетических сил вспыхнуло облако белого пламени и, расширяясь, покатилось к крейсерам. Однако адмирал предвидел нечто подобное. Он заранее распорядился установить на пути возможной волны дополнительные защитные экраны. Крейсеры не пострадали, остановив пылающую плазму буквально в сотне метров от своих корпусов.
Нижняя часть рассеченного столба сразу же погасла, верхняя еще какое-то время продолжала светиться, но затем погасла и она. Операция прошла успешно.
Посреди села, словно памятник реальному миру, стоял глайдер. Подойдя ближе, Лосев понял, что от машины остался один скелет. Кто-то снял всю обшивку, обрезал проводку и аккуратно вынул стекла кабины. Непонятно было лишь, когда успели проделать все эти сложные операции. Час назад он попробовал грибков, и в этот момент машина стояла на улице целехонькая… Очевидно, время здесь другое, или это была другая машина, копия той настоящей, оставшейся в настоящем мире. Он предпочитал не разбираться в этих научных тонкостях — не его это дело. Его дело собирать факты и докладывать их научному отделу…
Скелет мертвой машины производил неприятное впечатление, и Лосев, не задерживаясь, прошел мимо.
В окнах домов, мимо которых он проходил, отдергивались занавески, и бородатые селяне провожали его долгими, настороженными взглядами. Никто не вышел из дому, чтобы приветствовать гостя, не открыл калитку…
Мрачновато выглядели эти Белуги. Но у околицы был один дом, ради которого Лосев упрямо шел через все негостеприимное село. Возможно, и там его не ждут…
Он решил, что если не найдет Ксению в ее доме или встреча окажется не такой, как он рассчитывал, то уйдет из Белуг. Куда именно уйдет, он не знал и не желал об этом думать раньше времени.
Он все время помнил о своей главной задаче. Вернее, даже о двух задачах. Он должен был выяснить, что произошло в Белугах, кто за всем этим стоит, и найти дорогу обратно. Иначе грош цена будет всем фактам, которые он установит. Ни на минуту он не забывал, что съел грибы вовсе не для того, чтобы увидеть Ксению, — по крайней мере, он пытался в этом себя убедить даже сейчас.
В доме Ксении на втором этаже в светлице горел огонек. Ждет ли она его? О чем думала, когда писала записку? И что он должен сказать, когда ее увидит? Как он ей объяснит свое решение последовать за ней?
Дверь дома оказалась открытой, и она ждала его на пороге.
— Долго ты собирался. Я уж решила, передумал или в лесу заблудился.
Слова оказались лишними. Он просто смотрел на нее во все глаза и все никак не мог поверить, что такая неземная красота может принадлежать ему. На Ксении был легкий цветастый сарафан, открывавший загорелые ноги, а глаза за то время, пока он ее не видел, казалось, стали еще больше, и в них появился какой-то затаенный свет.
— Проходи в горницу, что стоишь столбом?
— Да вот никак не могу понять, ты это или кто другой?
— К кому идешь, того и находишь, — непонятно сказала Ксения и усмехнулась, пропуская его через порог впереди себя.
Прежде чем она закрыла дверь, он обернулся и посмотрел на вечернюю зарю, полыхавшую над лесом.
Скоро в этом мире без электричества станет совсем темно, и он вновь останется один на один с этой женщиной… Эта мысль обдала его жаром, и он неожиданно для себя только сейчас понял, что все его мысли о долге, о необходимости найти пришельцев на самом деле были лишь предлогом для того, чтобы вновь очутиться в ее доме. Сейчас для него не было ничего важнее этой встречи. Вот только какое-то сомнение, словно червоточинка, зудело на дне сознания.
Женщина, стоявшая за его спиной, чем-то неуловимо отличалась от той Ксении, которую он повстречал в Белугах другого мира…
— Ночевать у меня останешься или просто в гости зашел? — спросила она, будто не знала, что деваться ему здесь совершенно некуда и ее изба единственное пристанище в чужом и враждебном мире.
— Отчего же не остаться, если пригласишь. Время позднее, — ответил он, удивляясь банальности обыденных фраз.
— Я-то приглашу. Только порядки здесь строгие. Если останешься — завтра сыграют свадьбу.
— Какую свадьбу? — растерянно спросил он, все еще не понимая.
— Нашу. Какую же еще? Если чужой мужчина остается у незамужней женщины на ночь — на следующий день играют свадьбу.
— А если у замужней? — с интересом спросил Лосев и не успел пожалеть о своем вопросе. Черт его за язык дернул.
— Тогда ты избой ошибся! Вот дверь, вот порог!
— Извини. Это всего лишь шутка.
— Такими вещами не шутят.
Он почувствовал, как внутри его рождается какой-то еще не отлившийся в слова протест. Протест против этого леса, в котором он очнулся, против предопределенности, кем-то начертанной в его судьбе, против единственной тропинки в лесу и лампадки в единственном доме, где его вроде бы ждали.