— Вы не имеете права! — неожиданно закричал Гонт, безуспешно старающийся разорвать путы. — Вы ответите за все свои преступления! За нашу смерть вам отомстят!
— За твою — может быть. Но мы не собираемся тебя убивать. Ты нам нужен в качестве зрителя. Потом, когда ты своими руками подожжешь костер под этой колдуньей и ветер развеет пепел, оставшийся от ее тела, мы тебя отпустим...
— И это будет самой большой вашей ошибкой, потому что я отомщу вам за все. Я найду вас, где бы вы ни скрывались!
* * *
В конце концов все заканчивается. Закончилась и эта мучительная для Танаева ночь.
Серый рассвет постепенно наползал на город, заполнил небо клубами сернистых испарений, с виду похожих на туман. Света стало больше, и теперь Танаев мог рассмотреть начинавшуюся рядом с его закутком улицу в оба конца. Едва выглянув из своего укрытия, он вздрогнул от неожиданности, потому что в конце улицы появилась процессия людей, закутанных в темные балахоны с белой оторочкой по краям и несших в руках факелы. В первое мгновение он не рассмотрел, что скрывают в своем центре плотные ряды этих похожих на монахов людей. Но когда они немного приблизились, понял, что они ведут двоих пленников — мужчину и женщину.
Мужчина, плотно обмотанный толстыми веревками, словно кабестан корабельной лебедки, все время пытался вырваться из рук конвоиров, раз за разом получая за это удары рукоятками боевых топоров и тем не менее вновь и вновь повторяя свои безнадежные попытки освободиться. С удивлением Танаев узнал в нем недавно заключившего его в ратушу капитана.
Женщина вела себя более спокойно. Казалось, она полностью смирилась со своей судьбой и шла, низко опустив голову. Одежда на ней была изорвана и свисала длинными полосами, придерживаемая лишь веревкой, обхватившей тонкую талию. Конец этой веревки держал один из монахов, то и дело дергавший ее без всякой необходимости, заставляя женщину сбиваться с шага и спотыкаться о неровности мостовой. Бледное лицо женщины, несмотря на растрепанные волосы и ссадины, показалось Танаеву красивым, а тонкая фигурка с высокой грудью правильной формы говорила о том, что она молода.
Эту странную процессию замыкал несколько поотставший от остальных монах, несущий на своих плечах длинный и тяжелый столб. В этом городе не росли деревья — они и не могли здесь расти из-за жары и слабого освещения. Так что этот столб, скорее всего, был вытесан из какого-то пористого камня, возможно, из той самой пемзы, что в самом начале путешествия Танаева в этот мир послужила ему надежным плотом.
Первой его мыслью было броситься вперед, вклиниться в группу конвоиров и попытаться освободить пленников. Если ему это удастся, он, по крайней мере, сможет рассчитывать на благодарность с их стороны. Они помогли бы ему освоиться в незнакомом городе, показали, где можно укрыться и раздобыть воду... Да и женщина ему понравилась, отчего бы не помочь попавшей в беду незнакомке? Но благоразумие взяло верх над его порывом. Монахов было слишком много, и они неплохо вооружены.
Он успел заметить два арбалета и пару мечей. Его атака, даже учитывая фактор внезапности, не приведет к успеху. Несмотря на его уникальные возможности, справиться с двенадцатью вооруженными людьми ему не удастся. Нужно было что-то придумать, и поскорей, пока вся процессия не скрылась за поворотом. И тут, при взгляде на отставшего монаха, в голове Танаева родился неплохой план.
Притаившись за углом, в густой тени башни, таким образом, чтобы проходившие по улице люди не смогли его заметить, Танаев дождался, пока вся процессия минует его проулок, и, лишь когда с ним поравнялся последний из монахов, со столбом на плечах, ничего вокруг не замечавший из-за своей тяжелой ноши, Танаев бросился к нему. Теперь все зависело от его ловкости и быстроты. Если фокус, который он собирался проделать, заметит кто-нибудь из впереди идущих монахов, с ним будет покончено за несколько минут. Ухватившись за задний конец столба, Танаев резко дернул его в сторону, и монах, не успев понять, что происходит, неожиданно изменил траекторию своего движения и оказался в проулке, в котором до этого скрывался Танаев. Прежде чем он успел поднять тревогу, сильная рука зажала ему рот, а спустя еще мгновение монах потерял сознание от точно рассчитанного удара.
Дальнейшее было уже нетрудно. Правда, приходилось очень спешить, чтобы присоединиться к процессии до того, как сотовариши неудачливого носильщика заметят его исчезновение. Торопливо сорвав с монаха плащ, Танаев обнаружил на поясе пленника объемистую флягу с водой и наконец смог утолить нестерпимую жажду. В это время его пленник очнулся и впился в него расширенными от страха глазами.
Танаев приложил палец к губам и тихо спросил:
— Ты ведь не хочешь, чтобы я ударил тебя еще раз? — Монах отрицательно покачал головой. — Тогда лежи тихо.
Танаев связал руки пленнику, использовав для этого его собственную домотканую рубаху, изготовленную из толстой и прочной холстины, и в заключение заткнул ему рот подолом этой же рубахи.
После этого он надежно закрепил на поясе флягу с остатками воды и, взвалив на плечи увесистый столб, поспешил догонять процессию.
Недолгое отсутствие носильщика еще не успели заметить. и первая часть его плана завершилась успешно. Теперь следовало дождаться удобного момента и попытаться освободить пленников. Планировать что-нибудь заранее, не зная, куда и с какой целью движется процессия, он не мог. Приходилось положиться на его величество случай.
Танаев был уверен, что все происходящие с ним в этом мире события имеют какой-то скрытый от него смысл — и рано или поздно сама собой возникнет подсказка, которая поможет ему решить, как следует поступить, а пока что, обливаясь потом, он продолжал тащить проклятый столб, старательно пряча лицо за складками капюшона.
Несмотря на решимость Танаева довериться случайной удаче, его мозг не прекращал ни на минуту собирать мельчайшие подробности обстановки, анализировать и строить планы предстоящей схватки...
Двенадцать хорошо вооруженных и прекрасно обученных воинов в монашеских плащах — это многовато даже для него. При таком численном перевесе его не спасет ни быстрота реакции, ни невероятная, незаметная по внешнему виду сила. Значит, в первую очередь необходимо сократить это численное преимущество...
В какой-то момент, не видя путей к победе, он упрекнул себя за то, что ввязался в это дело, которое по большому счету его совершенно не касалось.
Он не знал ни этой связанной девушки, ни монахов. Возможно, она совершила какое-то ужасное преступление, а он, вмешавшись в местное правосудие, вовсе не поможет восстановлению справедливости... Но теперь обратного пути уже не было. Он переступил черту, нарядившись монахом и тайно пристроившись к процессии, выйти из которой мог теперь только с боем, а такой прорыв с каждой минутой казался ему все недостижимее.
Но самая главная причина его нарастающей тревоги заключалась не во внешних обстоятельствах, и черта, которую он переступил, означала нечто гораздо большее, чем страх перед усиливавшейся с каждой минутой опасностью.