Но толпа по-прежнему безмолвствовала. Одна из женщин подняла горсть вязкого навоза хффа, струйки вонючей жижи потекли меж пальцев; подростки тоже стали собирать навоз и камни, и все это происходило в гнетущей тишине. Наконец старуха с обличьем гарпии ткнула в Ивара костлявым пальцем и завизжала:
– Это не Ирри! Это какой-то недоделанный онкка!
Слово «онкка» могло трактоваться по-разному в зависимости от тона и экспрессии произношения. Сказанное тихо оно означало личность не самого проворного ума, а если повысить голос, получалось просто глупец или, положим, дурачок. Но сейчас случай был другой, ибо высокий тон и визг определяли крайнюю степень оскорбления. Так что Тревельян не сомневался, что его обозвали кретином. В лучшем случае, придурком.
Гордо выпрямившись, он ударил в грудь кулаком и произнес:
– Я Кахх, ученик Ирри!
– Но не Ирри! – возразила старая ведьма, и тут же в толпе загомонили:
– Не Ирри, нет, не Ирри…
– Один из тех, что выдают себя за его учеников…
– Тоже обманщик…
– Найденная им вода не будет сладкой и благословенной…
– От этой воды только гниль в животе…
– И у баб в утробе тоже…
– Ибо самозванцы не угодны Таррахиши…
Затем это глухое бормотание перекрыл яростный вопль: «Бей!» – и в Тревельяна полетели навоз и камни. От камней он еще мог увернуться, но дерьмо метали чаще, и эти снаряды были опаснее; Ивар понимал, что если залепит глаза и он потеряет ориентировку, конец окажется печальным – либо растопчут, либо забьют до смерти. Кьоллы, да и другие обитатели Пекла, не отличались милосердием, а эти, из Очага Оммиттахи, забывшие вкус настоящей воды, не уступали свирепостью северным варварам.
Камень попал Тревельяну в голову, другой ударил в колено, балахон промок от липкой вонючей жижи, от визга и рева звенело в ушах. Кьоллы надвинулись на него – уродливые фигуры, ощеренные пасти, искаженные лица, стиснутые кулаки… Повернувшись, он бросился бежать.
То ли по велению судьбы, то ли по наитию, он мчался к скалам и пещере Абби. Несмотря на высокую гравитацию, он обогнал толпу; эти люди были слишком истощены, слишком иссушены жаждой, чтобы сравняться с ним в силе и резвости. Но ярость и многочисленность делали кьоллов опасными, и что бы ни стало поводом к их злобе, Тревельян не мог их уничтожить. Было так легко послать команду планеру, ударить лазерным лучом, сжечь толпу или хотя бы напугать… Но об этом он даже не думал. Он был ксенологом, стажером ФРИК, а первая заповедь Фонда гласила: не поднимать оружия на братьев меньших. Что-то, конечно, допускалось – камень против камня, меч против меча, стрела против стрелы, но не огненные молнии, не потоки плазмы, не фризеры, не ядовитые газы, не излучатели ментальных волн… Таким оружием сражались лишь равные против равных.
Он пересек луговину огромными прыжками, перескочил невысокую изгородь и миновал загон, где в песке дремали откормленные удавы. Мрачный зев пещеры распахнулся перед ним. В ее глубине пылали факелы, а перед входом, сунув ладони за пояс, стоял тольтарра Абби и ухмылялся во весь рот. Слева и справа от него вытянулись шеренги стражников с копьями и сарассами, и было их изрядно, тридцать или сорок человек. Пожалуй, этот отряд мог бы сровнять деревню с землей и перебить всех ее жителей, о чем они прекрасно знали. Оглянувшись, Тревельян увидел, что толпа остановилась перед изгородью. Пылающие яростью глаза погасли, рев превратился в глухое бормотание, и ни одна рука не поднялась, чтобы метнуть камень или зловонный ком навоза.
– Вот и ты, Кахх, вот и ты! Успел к самому ужину! – воскликнул Абби. – Ты принял мудрое решение, сбежав ко мне. Презренные бакка, – он покосился на толпу, – постоят, поворчат и уйдут, не посмеют схватиться с моими людьми. Так что ты в безопасности и даже, как я вижу, цел, хотя и перемазался в дерьме. Великая Камма, Богиня Песков! Как ты смердишь, хишиаггин! Твой вид и запах не подобают для трапезы в приличном доме… – Тольтарра поскреб темя, покачал головой и с прежней ухмылкой закончил: – Но я добр и дам тебе горькую воду, чтобы умыться и отчиститься, после чего мы займемся тушеным удавом и пивом. А сейчас отойди подальше и жди, пока не принесут кувшины. Дальше, Кахх! Еще дальше!
* * *
Удав был неплох – во всяком случае, Тревельяну удалось разжевать и проглотить несколько ломтей с консистенцией резины. Но мутное пойло, которое здесь называлось пивом, в горло не лезло, хотя, как все курсанты Академии, он прошел особую тренировку и при нужде мог питаться травой, корой, кузнечиками и червяками. Тольтарра Абби жрал так, что кости хрустели на зубах, и поглядывал на гостя с сочувствием – видно, считал, что на его аппетит влияет нервное потрясение. Запив удава парой добрых глотков, он подвинул к Тревельяну блюдо с маринованной диггой.
– Крепкое пиво нужно заедать. Кушай, Кахх!
Пахла дигга неприятно, выглядела мерзко, но отказываться – значило обидеть хозяина. Ивар закрыл глаза, нашарил скользкий плод и впился в него зубами. На вкус дигга напоминала огурец, замаринованный в серной кислоте. Желудок сразу взбунтовался, но заработал медицинский имплант, вшитый под ребрами, подавив бунт в зародыше. Однако в животе бурчало, глотка горела, и Тревельян глотнул воды из фляги. Потом сказал:
– Похоже, ученики Ирри являются в этот Очаг не в первый раз. Сколько их было до меня?
– Четверо, и все просили не меньше двух широких браслетов. Первый ничего не нашел и удалился с миром. Второй заставил рыть колодец у скал, копала вся деревня с восхода красного солнца до захода белого, но вместо воды наткнулись на гнездовище змей. Воины Оммиттахи повесили этого хишиаггана на воротах башни. Третий не знал ни одного из Пяти Молений и был с позором изгнан. Четвертого, объявившего себя учеником Ирри, забили насмерть камнями и палками. Он оказался не таким резвым, как ты.
Тревельян кивнул.
– Да, бегаю я быстро. И я в самом деле ученик Ирри.
– Возможно, возможно. Я знаю Ирри, он бывал здесь не раз и кушал диггу с моего блюда. – Отодвинув груду костей, тольтарра рыгнул и вытер пальцы о подол рубахи. – Так ты говоришь, что он лечит раненую ногу? Четыре Лапы бьет когтями как ножом, и раны от них опасные… Значит, у Ирри будет еще один шрам, кроме того, что на спине.
– Нет у него шрама на спине, – сердито молвил Тревельян. – Если хочешь меня проверить, Абби, так сделай это поумнее.
Тольтарра довольно захихикал и закивал головой.
– Верю, верю! Ты – ученик Ирри! Я наблюдал за тобой и видел, что ты все делаешь верно, твои Моления и Танец как у лучших мастеров. И ты похож на Ирри.
– Нет, не похож! Ирри глядит на солнца вдвое дольше меня, и его волосы достают до коленей!
– Я не о прожитых днях говорю. Вы оба… – Тольтарра хитро прищурился, – вы словно ничего не боитесь. Ничего и никого. Ни кьолла Оммиттахи, ни его воинов, ни разбойников, что прячутся в пустыне, ни даже людоедов за Поднебесным Хребтом.