— Спартанцы постановили, — напомнил еще раз Фидий, говоривший от имени остальных эфоров, — что победа при Фермопилах над персами была одержана лишь силой спартанского оружия и несгибаемого духа ее воинов. Лакедемон прославляет царя Леонида и тебя, Гисандр, как героев этого сражения, а также защитников нашей святыни в Дельфах. О царе и твоих подвигах сложат песни.
Фидий замолчал ненадолго и даже встал от волнения со своей скамьи, сделав шаг навстречу Тарасу, стоявшему посреди круглого зала в полном боевом облачении.
— Но о… повозках, — продолжил он, — метающих гром и огонь, тебе приказано забыть. Не может смертный вмешиваться в дела богов. Наша сила в мече и копье. Так завещал нам Ликург, и мы будем хранить его заветы.
Тарас едва не выпалил, глядя в холодные глаза эфора, что эти «повозки» несколькими залпами уничтожили столько персов, сколько не смогло бы уничтожить спартанское войско за день сражения, но, хвала богам, сдержался. Хотя губы его все же дрогнули, и это не ускользнуло от Фидия.
— Так завещал нам Ликург, — с нажимом в голосе повторил Фидий, — или ты, Гисандр, хотел оспорить его мудрость?
— О, нет. — Гисандр преклонил колено, вперив взгляд в каменный пол. — Нам стоит биться только копьем и мечом. В этом наша сила.
— Ну что же, — смилостивился эфор, обводя довольным взглядом остальных собравшихся с видом человека, который только что избавил общество от страшной опасности, — так и передашь царю Леониду, когда вернешься в Дельфы. Встань.
Тарас повиновался, хотя ноги его были сейчас как ватные. Внутри все клокотало от гнева, но общение с политиками научило его скрывать свои эмоции, хотя сейчас сделать это было особенно трудно.
— Царь просит помощи, — подал голос эфор по имени Ипполит, мужчина средних лет с мясистым лицом, которое по левой щеке пересекал глубокий шрам, «подарок» аргивцев, — персы атакуют его непрерывно.
«Второй враг царя среди новых эфоров, — как-то отстраненно отметил про себя Тарас, скользнув взглядом по колоннам и пылавшим жаровням, — о нем отец тоже предупреждал меня».
— Мы отправим в Дельфы еще одну армию, которая будет готова через три дня. Ты вернешься к царю вместе с ней, — закончил он излагать хорошие новости, — и поможешь своим грозным копьем сокрушить персов.
«С баллистами сокрушить их было бы гораздо легче, — с горечью подумал Тарас, силясь скрыть свое разочарование и запахиваясь в алый плащ, — одним копьем против такой толпы много не навоюешь, будь ты хоть трижды герой Спарты».
Но вслух ответил с подобающей учтивостью:
— Мы прогоним персов или все умрем на поле боя. Другой судьбы у спартанцев нет.
— Возвращайся с победой и помни, — кивнул на это Фидий, ухмыльнувшись с видом полного превосходства над собеседником — что отныне ты забудешь про свои огненные горшки. Если у тебя остались еще готовые повозки — ты уничтожишь их, повинуясь приказу. А прибыв в Дельфы, передашь царю Леониду нашу волю.
Тарас позволил себе лишь секунду сдерживать этот взгляд — холодный и умный, гипнотизирующий, как у змеи — и затем быстро отвел глаза в сторону. Иначе его уличили бы в дерзости.
«Да ты искренне стремишься властвовать над царями, — подумал Тарас при этом, — как и еще двое. Мало друзей осталось у Леонида среди эфоров. Ну да ничего, царем становятся на всю жизнь, а вас через год уже не будет».
Впрочем, это соображение мало успокоило Гисандра. Этот год еще предстояло прожить. Война с Персией была в самом разгаре, и чем она закончится, не знал никто. За год эфоры вполне могли сильно изменить судьбу самого Леонида и всех его приближенных, что отнюдь не радовало Тараса. Так что сейчас никто, кроме самого Аполлона, не мог предугадать финала этой истории.
Тарас вновь поймал на себе пронизывающий взгляд Фидия и почувствовал, что тот не верит ему до конца. «Не зря же Фидий стал эфором. Дураков здесь не держат. Значит, будут следить, — решил Тарас, направляясь к выходу и поправляя застежку шлема, — если уже не следят. Надо будет вести себя осторожнее. Впрочем, первым делом надо все обсудить с отцом и пифием, а там видно будет».
— Гисандр! — окликнул его у самого выхода третий эфор, молчавший до сих пор.
Тарас остановился, как вкопанный. Этого эфора звали Тидей, и он был, пожалуй, единственным другом царя в новом составе эфората.
— Не забудь, что ты должен принести очистительные жертвы и готовиться к выступлению в поход вместе со второй армией, — проговорил Тидей, не вставая с места, — где бы ты ни провел ближайшие три дня, тебе надлежит вернуться в Спарту в срок.
Это было явно излишним напоминанием, Тарас отлично знал, что ему следует делать согласно обычаям Лакедемона перед походом. А очистительные жертвы предлагалось провести из-за того, что он согрешил в глазах общины, замахнувшись на промысел богов. Выступать на новую битву он мог, лишь очистившись от этой скверны свободомыслия. Но Гисандр понял и тайный смысл сказанного. Тидей привлек его внимание, чтобы напомнить — у царя все же есть друг среди эфоров.
— Я исполню все обычаи, — подтвердил Тарас, слегка наклонив голову в шлеме с красным гребнем, — и вовремя вернусь в расположение армии.
— Ступай, — царственным жестом отпустил его Фидий, — мы сказали все.
Если бы мог, Тарас с большим удовольствием выматерился бы по-русски, едва оказавшись на улице. Но здесь стояли охранники, а кроме того, несколько членов герусии наблюдали за ним, когда он покидал эти неуютные стены. Поэтому Тарас бодрым шагом прошествовал мимо небольшого скопления людей и направился к выходу из города. Лишь там, оказавшись на окраине, он громко выругался и послал эфоров ко всем чертям, каких только знал. Особенно досталось Фидию.
— Вот надменная сволочь, — ругался Тарас, пружинящим шагом передвигаясь в сторону отцовского имения, — ведет себя так, словно это он царь, а Леонид у него на побегушках.
Он ругался вслух почти всю дорогу, дав выход накипевшим за время долгожданной аудиенции чувствам, и успокоился лишь тогда, когда завидел поля родного имения, где велел дожидаться себя своим «спецназовцам». Все они были здесь. Отца, однако, на месте не оказалось. Как сообщил Панорм, встретивший его у порога, геронт Поликарх еще вчера немедленно отбыл по приказанию эфоров с проверкой в южные области Спарты, откуда должен был вернуться не раньше чем через пять дней.
— Он очень сокрушался, что не сможет увидеться с вами в ближайшие дни, господин Гисандр, — проговорил погрустневший Панорм, — но выбора у него не было. И велел передать вам это.
Управляющий протянул небольшую табличку для письма Тарасу и учтиво удалился в дом. «Опять эти эфоры», — подумал Тарас и нервно взломал печать. На иссеченной поверхности было вычерчено всего несколько слов: «До моего возвращения ты можешь доверять только пифию».
— А кому же еще мне теперь доверять, — вздохнул Тарас, глядя на пустой дом, — больше некому. Боюсь, отец, теперь мы долго не увидимся. Пусть хранят тебя боги.