— Лучше бы не полетел, — мрачно процедил пилот. — Спокойнее! Будешь тут спокойным, как же. Наши-то мумии никто отсюда на Землю не перенесет и не оживит... — Он вновь оглянулся. — Слушай, а тебе не кажется, что о нас в последнее время как-то подзабыли? Не засасывают в стены, не душат так, что глаза на лоб лезут... Идем отсюда, а? Мне эти древние покойники на нервы действуют. Я почему-то рядом с покойниками находиться не люблю...
— Идем, — сразу же согласился Алекс Батлер и, бросив последний взгляд на каменное ложе, отошел от «витрины». Включил фонарь и поочередно осветил выходы из круглого зала-усыпальницы. — Какой выбираешь?
— Мне в рулетку никогда особенно не везло. Выбирай сам.
— Понятно. — Ареолог усмехнулся. — В случае чего ты ни при чем, это я виноват. Ладно. Насчет рулетки тоже похвастаться не могу, но рискну. — Он задумался на мгновение, а затем направился к проему, темнеющему слева от него. — Левое — там, где сердце. Будем ходить по этим путям. Главное, что есть хоть какой-то выбор.
— Между пулей и ножом... Все-таки хорошо здесь, светло... — Свен Торнссон не спешил присоединяться к напарнику. — А мы опять в темноту... Все ниже...
Алекс Батлер повернулся к нему:
— Если бы я был Фло, я бы сказал:
Меж ледяных бездушных скал
Прекрасный, мертвый он лежал,
А с неба в мир камней и льда
Неслось, как падает звезда:
Ехсеlsior!
— Очень мило, — скупо прокомментировал пилот.
— Это Лонгфелло, — пояснил Алекс Батлер. — Юноша шел все дальше и выше в горы, со стягом в руке, а на стяге было написано: «Эксцелсиор!» Это по-латыни. «Все выше!» — такой же девиз на гербе штата Нью-Йорк. Ну, а я тебе прочитал, чем закончился его поход.
— Нет, ты в самом деле удивительно умеешь поднять настроение...
Алекс Батлер, подойдя к проходу, направил луч фонаря в темноту. И ему показалось, что вдали, на пределе видимости, мелькнула какая-то тень. Метнулась от стены к стене — и пропала. Словно ушла в стену. Ареолог несколько раз моргнул, вгляделся еще раз — луч терялся во мраке неширокого прохода с вогнутым, не очень высоким потолком, и не было там никакого движения.
Он не был уверен, что тень ему померещилась. «А мы все-таки пойдем именно туда», — решил он и махнул рукой пилоту:
— По машинам, Свен.
Свен Торнссон, тоже включив фонарь, медленно подошел к нему:
— «Все выше!» — хороший девиз. Но мы-то пока — все ниже...
И вновь они друг за другом шли по неширокому коридору, Алекс Батлер впереди, Свен Торнссон сзади, и по-прежнему тишину нарушали только их дыхание и звук осторожных шагов. Ареолог думал о той, скорее всего, привидевшейся ему тени — какие такие тени могли блуждать в подземельях давным-давно безжизненной планеты? Местные гномы — хранители кладов, что ли? И с особым вниманием присматривался к стенам, медленно уходящим назад, ведь тень исчезла именно в стене... Пол продолжал чуть понижаться, не так сильно, как раньше, перед круглым залом с мумиями фараонов, — но волей-неволей астронавты все глубже погружались в пустоты каменного колосса.
Алекс Батлер так и не обнаружил никаких боковых проходов и чуть-чуть расслабился — по его прикидкам, то место уже осталось позади, и ему стало окончательно ясно, что тень существовала только в его воображении.
Да, никаких проходов в стенах не было — но вместо них впереди оказались ведущие вниз широкие темные каменные ступени.
— Все ниже... — обреченно повторил Свен Торнссон, остановившись рядом с ареологом. — Да, Алекс, ты, видимо, тоже не очень везучий.
— Можем вернуться и выбрать другой путь, — предложил Алекс Батлер. — А насчет моей везучести... Ты когда-нибудь выигрывал в экспресс-лотерею сразу две зажигалки и пепельницу?
— Чего не было, того не было.
— А я выигрывал. Правда, мне все это барахло было ни к чему, покурил разок классе в восьмом, и мне не понравилось на всю жизнь, но братец Ник был очень доволен. Так что, вернемся?
— Возвращаться — плохая примета, — сказал Свен Торнссон. — Судьбу не обманешь. Как шли, так и дальше пойдем. Может быть, где-то там нас Флосси поджидает.
Ступени не были крутыми, и их оказалось ровным счетом пятьдесят. Они привели астронавтов на широкую прямоугольную площадку, упирающуюся в стену с еще одним проемом. Передвигаясь все так же осторожно, как по ненадежному льду, Алекс Батлер и Свен Торнссон дошли до проема, вырубленного в толще камня. Сделали еще несколько шагов под низким сводом и оказались в конце перехода. То, что они увидели перед собой, заставило их замереть на месте.
— Господи, только о чем-то поговорим — и вот оно, как по заказу... Мистика какая-то... — очень тихо произнес пилот.
Алекс Батлер ощутил неожиданный озноб, хотя воздух отнюдь не был холодным.
Проем выходил в просторное помещение, которое вряд ли образовалось в этих подземных глубинах само собой, сотворенное природными процессами. Помещение, совершенно пустое, имело строгую правильную форму. Форму четырехгранной пирамиды. Эти грани переливались и блестели, отражая свет фонарей, словно были сделаны из льда или горного хрусталя. Высоко вверху, на уровне крыши как минимум десятиэтажного дома, там, где грани сходились в одну точку, брезжил слабый красноватый свет — таким выглядит Марс на земном небе.
Алекс Батлер и Свен Торнссон стояли и, подняв головы, смотрели на этот свет, который, скорее всего, пробивался не с поверхности — до нее было слишком далеко, да и не бывало такой окраски у марсианских сумерек. Сквозь толстые подошвы ботинок они вдруг ощутили вибрацию, похожую то ли на отзвук далекого землетрясения, то ли на работу какого-то механизма — ив тот же миг красная точка начала увеличиваться, расползаться, превратившись в красные треугольники, медленно потекшие вниз по всем четырем граням, увеличиваясь в размерах; казалось, что стены пирамиды окрашиваются кровью. Движение треугольников было не равномерным, а пульсирующим — в такт то стихающей, то усиливающейся вибрации. Словно где-то в еще более глубоких глубинах ожило и забилось чье-то огромное сердце...
Сердце бога войны...
Вокруг не происходило никакого движения, ничего не рушилось, не оборачивалось провалами, и грани пирамиды вроде бы не собирались сдвигаться, как в новелле Эдгара По, или растекаться раскаленной лавой. Красные треугольники были еще очень высоко и не казались чем-то угрожающим, но Алекс Батлер, не сводя с них взгляда, сделал шаг назад, внутрь короткого туннеля.
Свен Торнссон повернулся к нему:
— Думаешь, это реакция на наше появление?
— Не знаю, — сказал ареолог. — Во всяком случае, все эти эффекты начались именно после нашего появ... Смотри! — Он вскинул руку, показывая куда-то в пространство пирамиды.
Красные треугольники исчезли, так же как и находившаяся напротив туннеля одна из наклонных граней пирамиды. Там уже ничего не сверкало и не переливалось перламутровыми отблесками — там дышала темнота, именно дышала, шевелилась, колыхалась, словно дым, готовый вот-вот прорвать невидимую пленку и заполнить все пространство. Так продолжаюсь три-четыре секунды, не более, а потом, в один-единственный неуловимый миг, этот дым исчез. Темнота превратилась в огромный экран, на котором демонстрировалось отчетливое объемное цветное изображение. Только, в отличие от кинотеатров с их мощными звуковыми системами, звуки здесь заменяла все возрастающая вибрация.