— Придет время, узнаете, — туманно ответил Путята, — А сейчас главное, чтобы я вас запомнил. Потом чтобы не ошибиться, кому добро возвращать.
— Да и на какое такое дело вам оно надобно? — продолжали возмущаться купцы, но по всему было видно, что признали силу и готовы расстаться с деньгами. Тем более, не со всеми. Это лучше, чем с жизнью. Философия ограбленного мгновенно действует в случае безысходности. Помогает легко расставаться с честно заработанным.
— Хорошее дело, но в чем суть, сказать не могу, — проговорил воевода черниговский, — как известно, меньше знаешь — дольше живешь.
Услышав такое объяснение, купцы Переяславские прекратили расспросы, согласившись с народной мудростью.
Что делать с товаром, порешили так: все купцы с головной ладьи, что на мель села, перешли на вторую к дружкам своим, потеснились. Да их там и немного было, устроились. А все, что в ладье было, велел находчивый Путята воинам под началом Данилы перенести на свою ладью. А было там немало. Переяславские купцы не бедные оказались. Везли они в Греки соболиные и песцовые меха, самотканые платки, обувку дорогой выделки, плетеные корзинки, да посуду из непонятного материала. Купцы чуть не плакали, глядя, как быстро заезжие воины-разбойники лишают их годами нажитого добра.
Забрали ратники еще часть купеческой одежи, — шапки да алые сапоги, яркие кафтаны, чтобы походить на торговое сословье. Остальные ладьи ратники Путяты досматривать не стали, чтобы купцы за оружие не хватались, лишней крови пускать не желая. Ну, а чтоб не кинулись в погоню за одолженным товаром, велел прозорливый воевода пробить отверстия небольшие в ладьях, чтоб дали они течь. Потонуть не потонут, но ход потеряют. Так всем спокойнее будет.
Как загрузились купеческим товаром, Путята велел путь править дальше. Развернул Христич свою ладью по течению, наполнился парус попутным ветром и пропали в дали за кормой ладьи купцов обестоваренных.
Как исчезла из виду последняя ладья, опять с вопросом обратился к воеводе беспокойный Григорий.
— Ты уж извини меня, герр Путята, но вот ты купцам обещал, что князь в случае чего вернет им одолженное добро. А если они не узнают, что за князь, то и не вернет?
— Прознают, если уже не прознали. Мы люди заметные. А купцы, — народ любознательный, особливо насчет денег и товара. Так что, прознают, чьи мы люди скоро.
— Значит, князь вернет им добро?
Воевода, что снова в даль смотрел, ответил небрежно:
— А я почем знаю. Он князь, чтоб решать. Может, отдаст, а может, и нет. Его дело. Ты лучше, поди, примерь, что тебе из одежи подойдет. К вечеру уже, даст Бог, у Заруба будем. Пора тебе привыкать быть купцом. А о переяславцах не переживай, они себе еще наторгуют.
Григорий ничего не ответил. Да и что тут ответишь. Воин торговца не разумеет, хотя есть любят все.
Пришлось идти на корму, где Данила временно развернул вещевой рынок, разбросав купеческие шмотки по нескольким лавкам. Забубенный ощутил до боли знакомое чувство покупательского ажиотажа, которое возникает при посещении любого торгового центра, с той только разницей, что здесь не надо было платить вообще. Куря уже нарядился в красный кафтан и с наслаждением натягивал сапоги из тонкой кожи на свои широкие пятки, привыкшие больше к кожаным лаптям. «Да, подумал Григорий, халява в любой жизни халява» и приступил к подбору одежды для выполнения спецзадания в тылу противника.
Покопавшись в купеческом тряпье, он нарядился в широкие красные штаны и желтый кафтан с вышивкой, ничего менее яркого не нашлось. Кое где поджимало, но к покрою диковиной одежды Григорий быстро привык. Предыдущий владелец этого форса был мужик не хлипкий. Дополнила всю эту пеструю картину шапка с зеленым верхом, отороченная собольим мехом, в которой оказалось не жарко на солнце и не холодно на ветру. Сделав пару дефиле по ладье, Забубенный стал быстро входить в роль и, бросив взгляд на свою прежнюю тужурку и кольчужку, сиротливо лежавшие на скамье у высокого борта ладьи, решил, что в купеческих шмотках жить приятнее, хотя он и походил сейчас на светофор. Жаль, правда, рюкзачок с чародейными прибамбасами, — фонариком и рациями, — никак не вязался с новым имиджем. Но это Забубенного не смущало.
— Ну вот, — удовлетворенно сказал, оглядев его, воевода, — настоящий купец. Только волосенки коротковаты, да усы маловаты, ну да ничего, отрастут. Сойдешь за младьшого брата, а Куря будет старшим. Слушай его и на людях не перечь.
— Оно понятно, — кивнул новоиспеченный купец и начал прорабатывать легенду, — а откуда мы будем родом?
— Да, ясное дело, из Чернигова, — ответил Путята, — так проще будет. Чтоб никто второпях лишнего не ляпнул. Вы идете торговать с братом-купцом из Чернигова через половецкие степи к соленому морю. Путь не близкий, крепкая охрана, товару целые возы набрали.
— Кстати, а где мы возы возьмем? — уточнил Григорий.
— Дай до места доплыть, а уж возы где-нибудь возьмем, не сомневайся, — успокоил Путята.
Забубенный уже почему-то не сомневался. Остаток дня он провел в деловых переговорах с братом-купцом, сговариваясь о том, что нужно излагать, когда покупатели интересуются по вопросам покупки кожаных сапог или платков. О мехах Куря прочитал Забубенному целую лекцию, приправив ее своими воспоминаниями о походах с новгородскими купцами в далекие северные земли, где они объясачивали местных охотников. То бишь, обдирали до нитки и ставили на счетчик, предлагая за охрану отдавать им восемьдесят процентов добытой пушнины. А тех, кто был не очень согласен, в момент раскулачивали, оставляя без штанов, а кое-кого и вообще мочили на месте без суда и следствия по законам коммерческого предприятия.
Такие походы новгородцы предпринимали регулярно, в разных северных направлениях распространяя власть Новгорода. Ибо стоило им только на годик другой забыть о существовании каких-нибудь карелов и других северных народностей, как немедленно приходили шведы со сподвижниками и грабили их самостоятельно, лишая Великого Господина совершенно законной прибыли. В таких походах и проходила тогда жизнь вольнонаемного ратника. В общем, Куря, как выяснилось, был уже знатный экспроприатор награбленного, равно как и добытого честным трудом. Наемного воина, как известно, оружие кормит.
Проговорив с ним полдня, Забубенный вынес для себя массу коммерческих знаний и в его мозгу уже начала зарождаться идея создания совместного новгородско-черниговского предприятия по разведению белок и продаже полученной таким путем пушнины шведам за валюту. Но эту мысль он не успел еще, хорошенько обдумать, как неожиданно их каботажное плавание подошло к концу, а поход к середине.
Когда над быстрыми волнами Днепра стали сгущаться теплые южные сумерки, река сделала большой плавный поворот на восток, и взглядам дружинников черниговского князя предстал пологий берег с полоской желтого песка у воды. Лишь в нескольких местах берег рассекали впадавшие в Днепр узкие притоки. Места, где можно было пристать ладьям, было, хоть отбавляй. Здесь легко могли бросить якоря сразу тысячи крутобоких судов. Именно эту излучину и выбрали на совете князья для общего сбора своих войск. А называлась она Зарубом.