— Конница этолийцев разбита, артиллерия тоже. Сейчас в дело пойдет и наша фаланга, — решил Федор, сказав это Кумаху, но ошибся.
Вместо этого, он заметил шевеление в центральной части, там, где располагались ахейские «волонтеры» и боевые слоны.
— А вот это зря, — покачал головой Чайка, поправив шлем, — зачем-то они ведь понастроили этих противотанковых укреплений.
Исполинские животные, понукаемые погонщиками с ревом двинулись на этолийцев, которые и не думали атаковать. Конницы у них больше не было, если не считать полсотни всадников, чудом успевших избежать полного уничтожения. Фаланга Агелая, который, то и дело маячил на холме за ней, просто ожидала действий противника. И это было Федру понятно, с такими длинными копьями атаковать было крайне затруднительно, хотя это иногда и случалось. Гораздо легче обороняться. Что этолийцы уже продемонстрировали, отбросив лучшую македонскую конницу.
Глядя за продвижением слонов, шествовавших в шеренгу по десять, Чайка с невольным интересом ждал, что произойдет дальше. Переставляя массивные ноги, они надвигались как раз на центральную часть этолийского построения, где начинались эти странные линии. Он хотел предупредить Филиппа о своих подозрениях, но не успел, — тот начал сражение, а теперь было уже поздно. Да и честно говоря, Федор не был до конца уверен. За всю историю сражений с использованием слонов, в которых он принял личное участие, Чайка ничего подобного не видел. Возможно, эта защита была придумана здесь, и применялось вообще впервые.
Перед слонами, короткими перебежками действовали пращники и метатели дротиков, которые пытались не столько «раскачать» оборону противника, сколько обеспечить беспрепятственное продвижение ударной силы. Чайка не видел в этом уже особого смысла, но командовал не он. Приходилось пока все глотать. Справа от слонов в бой шли ахейцы. Подняв щиты, они изготовили копья для метания, и вскоре их первая волна обрушилась на фалангу этолийцев. Надо сказать, ахейцы оказались достаточно меткими. На глазах удивленного Федора добрый десяток воинов из фаланги, рухнул на землю замертво, выронив копья. Ахейцы метнули вторую волну, пробив даже несколько брешей в монолитном строю, но вскоре их продвижение замедлилось и кое-где вовсе остановилось.
Это случилось сразу после того, как первые ахейские воины раньше слонов ступили на «полосу препятствий». Чайка успел увидеть, как многие из них с криками падали, не получив, казалось, никаких повреждений от противника, словно наступали на что-то. Если проволоку, они еще кое-как переступали, то наталкиваясь на «ежи», от которых во все стороны торчали наточенные прутья, ахейцы были вынуждены размыкать строй и обтекать эти неожиданные препоны, возникшие на ровном месте.
Лучники этолийцев немедленно этим воспользовались. Расставленные по краям фаланги, они начали методичный обстрел раскрывавшихся ахейцев, быстро уложив на месте несколько десятков воинов. Более того, Чайке показалось, что из самой фаланги ведется такой же массированный обстрел. Еще толком не уступив в бой, ахейцы понесли большие потери. Удивленный, откуда там взялись лучники, Чайка пристально обшарил взглядом все войско этолийцев. Приосмотревшись, Федор заметил, что Агелай построил свои порядки не совсем по науке. Огромная фаланга, державшая центр, разделялась как минимум на две, а то и на три составные части, между которыми, при необходимости, возникали мобильные соединения лучников или пращников. А сейчас как раз возникла такая необходимость.
— Да он еще и новатор, этот Агелай, — с неудовольствием пробормотал Федор себе под нос, чуть сжав лошадь ногами, отчего та фыркнула, седлав шаг вперед, — интересно, что он нам еще приготовил?
Между тем, командир ахейцев, поняв, что сейчас ожидает приближавшихся с неспешной грацией слонов, попытался просигнализировать их погонщикам, но едва он вскинул руку и взмахнул ей несколько раз, обернувшись назад, как был убит стрелой в шею. Его солдаты с потерями прорвались сквозь заграждения и попытались атаковать фалангу уже без командира.
Огромные «бронированные» туши слонов, казавшиеся неуязвимыми, прошли половину поля и уже приблизились к заграждениям, отделявшим их относительно тонкой полосой от шеренг противника. Вся македонская армия замерла в предвкушении прекрасного зрелища, — не каждый день доводилось увидеть, как разъяренный слон топчет и рвет на части бивнями вражеских солдат.
Погонщики специальными пиками теперь постарались «разогнать» своих слонов, чтобы те на большой скорости врезались в фалангу, рассекли и уничтожили ее. Но, когда первый слон распорол себе ногу о колючую проволоку, рванул ее, выдернув часть заграждений из земли, запутался и грузно упал на расставленные «ежи», над равниной раздался такой дикий рев, что вздрогнул даже Чайка.
Фалангиты немедленно расступались, и на несчастного слона обрушился град копий. Следующий слон, с разбега наскочивший на заграждения, также повредил себе обе передние конечности и рухнул на колени, сбросив со спины всех воинов и погонщика, прямо на копья фаланги. Он был еще жив, но упал, похоже на рассыпанные шипы, и его рев слился с криками третьего слона, которого постигла та же участь, только метрах в ста правее.
— Если так пойдет дальше, скоро у нас не останется ни одного слона, — констатировал Чайка, — эти чертовы греки придумали неплохую оборону от них.
Один слон, поранившись и увидев окровавленные туши своих собратьев, утыканные копьями, словно подушечка для иголок, впал в бешенство, которое обернулось против своих. Он развернулся, бросился в сторону, раздавил дюжину ахейцев и попавшихся по дороге пращников, протоптав сквозь них настоящую кровавую просеку. А вырвавшись на простор, направился в сторону македонских порядков, где его вынуждены были умертвить, пока он не перебил половину собственной конницы. Бешенный слон — это страшно. Чайке приходилось видеть такое пару раз, да еще в армейском лагере, где его бешенство приносило еще больше разрушений. Так что он не осуждал македонцев, убивших своего слона.
Остальным слонам и погонщикам повезло больше. Заметив неладное, они, несмотря на постоянный обстрел огромных животных, заставили их двигаться осторожнее, — слон, животное умное, — и, в конце концов, сразу трем слонам удалось преодолеть полосу с колючей проволокой, «ежами» и рассыпанными шипами относительно невредимыми. Ноги у них были исполосованы, сбоку в доспехах торчало по несколько копий, но они вполне могли драться. Эти слоны, словно желая отомстить, врезались в фалангу, ломая длинные сариссы своей мощной грудью. Одного этолийские фалангиты все же завалили, пробив панцирь и вогнав в подбрюшье несколько пик. Но два других развили успех, доставшийся такой ценой. Они смяли первые шеренги копейщиков и стали в ярости разбрасывать воинов бивнями и топтать всех, кто попадался на пути. В фаланге обнаружилось целых две огромные бреши, сквозь которые туда хлынули ахейцы. За ними до фаланги добрались еще два слона, раскрошив первые ряды.
Увидев, что творится, Филипп наконец осознал, что может потерять всех слонов на одном поле под Фермом, и приказал вернуть оставшихся в лагерь. Пять животных были уже мертвы, успех развивали сейчас четыре выживших слона, а остальные под крики погонщиков, пятились назад. Македонский царь, справедливо рассудив, что конница может также пострадать от этих заграждений, приказал собственной фаланге помочь пехоте ахейцев. Правый фланг вздрогнул, прикрывшись сариссами, двинулся на врага вниз по склону.